Набат
Шрифт:
Лисогонов ударил в колокол, висевший у вагранки, сзывая рабочих, и, когда они собрались, сказал:
— Вот... С нынешнего дня беспрекословно во всем... Мастер будет у вас. В случае чего — на себя пеняйте... Понятно все, что сказал?
Рабочие молчали, с любопытством осматривая нового начальника. А тот приподнял руку и проговорил:
— Я есть Макс Иоганн Отс. Будем здороваться, господин рабочий, — коротко поклонился он.
— Здравия желаем, Максим Иваныч! — выкрикнул кто-то, и по цеху пробежал легкий смешок.
Лисогонов подтолкнул стоявшего рядом десятника: приметь —
— Везде на завод господин рабочий звал меня Максим Иваныч. Очень хорошо так. Я есть Максим Иваныч... А теперь прошу оставлять нас. Мы будем иметь свое дело только с господин рабочий, — слегка отстранил он рукой Лисогонова и неторопливо пошел по цеху.
Ни от кого не ускользнуло, что новый мастер без особого почтения, а скорее даже с небрежностью отнесся к управляющему. Это сразу же расположило рабочих к нему, и на многих лицах задержались улыбки.
Лисогонов ушел недовольный, а Отс проследил, когда за ним захлопнулась дверь, и проворчал так, что слышали многие:
— Очень надменны молодой человек, но так мало понимайт дело... — и, похлопав в ладоши, попросил внимания: — Только один минута задержу вас, господин рабочий... Я есть ваш старший и прошу принимать меня, как свой наставник. Будем делать сегодня хороший плавка, отлично заливать форма, и, чтобы состоялось наш близкий знакомств, Максим Иваныч будет приглашать господин рабочий разделит мой привальный бутылка, которым я будет вас угощать.
Гул одобрения прокатился по цеху.
— Это вот так!..
— Приятственно слышать...
— Гляди, какого немца хозяин нам удружил!..
— А он немец, что ль?
— Знамо, немец. Слышь, как лопочет-то...
— Чуду-юду привез...
— Потешный немец, ей-ей!..
— Привальную ставить будет!.. Это тебе не Насонов. Тут, глядишь, пенка — во весь горшок.
— Погоди облизываться. Он те таких привалит еще — не отвалишь потом. Ты больше ухи развесь...
— Не боись, голова! Мы свое все равно возьмем. Не отымет, не думай...
— С Егоркой-управляющим, гляди, схватился.
— Пускай. Это на руку нам.
Неторопливо ходил мастер по цеху, а успевал и в копилку вагранки вовремя заглянуть, и подсказать что-нибудь по ходу работы, и показывал сам, как лучше и легче сделать то или другое. Присев на корточки около одного молодого формовщика, взял у него из рук «карасик» и так им загладил выемку в форме, что даже залюбовался сам.
— Очень хорошо, Максим Иваныч! Господин рабочий тоже будет тебя похвалить.
— В господа попал, Фролка, слышь?..
Перед тем как выпускать из вагранки чугун, мастер осмотрел все ковши, помял в руке глиняные пробки, заготовленные Чубровым, и даже осмотрел ломик, которым пробивалась лётка.
Заливка опок прошла хорошо. Не было бестолковой спешки, при которой зря расплескивали чугун и все же не успевали вовремя справиться с делом, а под направляющей рукой нового мастера все шло слаженно, ровно.
Три формовщика, годами постарше других, подошли к Отсу, и самый старый из них проговорил:
— Так что, с удачной плавкой вас, Максим Иваныч. С поздравлением благополучного окончания...
Мастер в ответ поклонился
— Скоро конец работ, — посмотрел мастер на свои часы. — Я есть тогда весь для вашей компании.
— В «Лисабон», стало быть, Максим Иваныч?
— В какой такой Лиссабон? — не понял мастер.
— Трактирное заведение прозывается...
— О, да. О, да... Можно — в Лиссабон. Можно — хоть в Рио-де-Жанейро...
— Слыхал? В Риво, говорит...
— Вриво... Он те наврет, погоди!
— Ну и ерманская нация!.. Продувной народ!..
В «Лисабоне» столы сдвинуты в три длинных ряда. Кому посчастливилось — сели, а остальные стоят. Бутылки, стаканы на столах. На самом почетном месте, за средним столом, со стаканом в руке стоит мастер. Все рабочие у него перед глазами, — много их набралось. И все слушают, что говорит им Макс Иоганн Отс.
— Когда состоялся наш московский знакомств с уважаемый господин Фома Кузьмич, который говорит мне: господин рабочий стал немножко шалит, немножко не хочет слушать. Тогда ваш покорный слуга Максим Иваныч говорит уважаемый господин хозяин, что надо всегда уметь подходить к господин рабочий, который будет все хорошо понимать. И еще я желал сказать: господин рабочий есть полновольный человек. Он своей работа кончает — может ходить марш гулять, а его мастер должен всегда иметь свежий голова на плече и иметь, что думать. Вот будет состояться сейчас наш близкий знакомств, и Максим Иваныч станет шапочку надевать и будет сказать — до свидания. И господин рабочий понимает так: здесь, за бутылка, в приятном компании Максим Иваныч есть Максим Иваныч. Он есть очень свой, задушевный человек, а на работе есть только мастер Максим Иваныч, который возможен иметь свой строгость, чтобы его слушал господин рабочий, что говорит его мастер, который есть его наставник. И я прошу выпить господин рабочий вместе со мной за полуслуш... за послеслуш... за полное полу... слушание, — споткнулся он на слове, пощелкал пальцами свободной руки и выговорил наконец: — за полное послушание.
Под одобрительные выкрики рабочих мастер допил свой стакан. По первому разу выпили и многочисленные его гости. «Лисабон» заполнялся гулом веселых голосов. Шибаков не ожидал, что у него нынче будет так многолюдно, и досадовал на тесноту помещения. Подходили и другие посетители, а усадить их негде. И вдруг на пороге раскрытой настежь двери Шибаков увидел самого Фому Кузьмича и его управляющего.
— Мир честной компании! — снял Дятлов картуз. — Где пьют, тут и нам приют.
Шибаков подскочил и обеими руками принял его картуз.
— Милости просим, Фома Кузьмич!.. Благодарим за почтение...
— О! Какой прекрасный неожиданность! — воскликнул Отс. — Сам господин Фома Кузьмич пожелал разделит наш компания...
Хотя и набит был трактир людьми, не протолкнуться, но потиснулись они, давая проход почетным гостям.
— Пожалте, Фома Кузьмич...
— Сюда, к Максиму Иванычу ближе... Немец уж больно хорош... Такой немец, такой... Дай место, Аким...
Сел Дятлов, окинул глазами столы. На них, примерно, бутылка на троих.