Начальник милиции. Книга 4
Шрифт:
— Это со мной, — кивнул я на Салчака.
— Ха… Это и есть твой следопыт?
— Ну да.
— Да что он там увидит, у него глаза, как щелки.
— Ключ давай, — похлопал я следака по плечу.
— Не дам… Не имею права. Вскрывать квартиру для дополнительного осмотра только в моем присутствии и с понятыми можно. Сам знаешь.
— Федя… Ты чего такой нудный и правильный вдруг стал? Я же говорю, негласно проверю. Никто и не узнает. Давай.
— Товарищ прокурор! — окликнула в этот момент следователя
— Вон, — еле заметно кивнул на бабушку следак. — Заберешь ее — и ключ твой.
— Офигел? — хмыкнул я.
— Нет бабульки — будет ключ. Есть бабулька — нет ключа, — хихикнул Федя.
— Ладно… — кивнул я. — Смотри и учись, студент…
Я подошел к посетительнице. Та подозрительно на меня уставилась.
— Ты кто? — спросила она, прищурившись одним глазом, совсем как баба Яга. — У тебя энергия грязная…! Ты не из нашего мира… Ты… Ты…
Она испуганно захлопала глазами и спешно перекрестилась.
— Я сюда послан, чтобы предупредить, — серьезно проговорил я. — У вас на чердаке в доме есть черный провод. Он ведет к антенне. Антенна вас и травит излучением. Нужно перерезать провод. И вы спасетесь.
— Точно! — вскинула сухой, как древесный сучок, палец бабка. — А я-то думаю! Откуда идет излучение? Видела я там провод. Спасибо, мил человек. Я пойду!
И старушка резво усвистала.
— Ого… — чесал репу следак. — Ловко ты ее. А как ты узнал, что на чердаке провод? Черный…
— А я и не знал…
— Так если его там нет, она обратно вернется?
— Есть он там. Федя, не тупи… На каждом чердаке есть антенный провод. И не один. Перережет и успокоится. До осени, по крайней мере, когда новые обострения начинаются…
— А… Ну осенью я в отпуске буду, — удовлетворенно хмыкнул Федя. — Ну все… Спасибо, Морозов, и пока.
— Ключ гони.
Криворожский поморщился, но сейф открыл и вытащил оттуда ключ, протянул мне.
— Только ты давай, незаметно квартиру вскрывай, чтобы соседи не видели и потом не настучали. И Чингачгука своего проведи аккуратно.
— Будь спок, Федя… Он белке в глаз попадает. Уж в квартиру попадет.
Квартира — это конечно, громко сказано. Чудинов жил в непонятном помещении в цоколе двухэтажного старинного дома. Вход в его жилище был отдельный, что очень хорошо для нас. А окна были, очевидно, хронически поливаемы собаками.
Я сорвал бумажки с печатями на двери, отомкнул замок. Мы вошли внутрь. Маленькая комнатка, крошечная кухонька и непонятного вида санузел с раковиной и унитазом. Ни ванны, ни душа. Вот и всё.
Но надо отдать должное Чудинову — в квартирке
Я включил свет. Белый день на дворе, но солнце не достает до всех уголков квартиры через половинчатые, утопленные в землю оконца. Находишься будто в подземелье.
— Ищи, Тулуш, ищи, — скомандовал я.
— Что ищи? — чесал тот плоский, но широкий нос.
— Сам не знаю. Все подозрительное ищи. Что-то мы упустили. Обыск уже делали, но ничего интересного не нашли. Вот скажи мне, как следопыт… Куда бы ты спрятал что-то ценное?
— Э-э! Я в тайга скажу, тут не тайга.
— Ладно… Вот представь, что это и есть тайга. Вот это елка, — я показал на зеленую шторину. — А вот это пень.
Ткнул пальцем в сторону тумбы. Напарник закрыл на несколько секунд глаза, будто подгонял воображение под тайгу, а затем начал рыскать по комнате.
Минуты через три проговорил:
— Здесь пыль стерт, здесь — не стерт. Кто-то сюда лазить. Тута тайник. Тубаретка надо.
— Ага, — кивнул я, но за табуретом не пошел.
Я с моим ростом и так мог достать. Запустил руку на шкаф, пошарил там — и вытащил сверток. Старый, помятый, из плотной пожелтевшей бумаги.
Вытряхнул содержимое на стол на кухне — просто потому, что там было посветлее. Это оказались фотографии, какие-то блокноты, открытки. Снимки любительские — черно-белые и совсем старые. Подернуты белым хлопьями и сеткой морщин на эмульсии. На многих — сам Чудинов, на некоторых запечатлены студенты.
— Вот! — я ткнул в молоденького студентика. — Запомни его. Это подозреваемый, Степан Чудинов. Ищи фотки с его рожей. Все ищи… Особенно, где он не один. Нужно понять, с кем он общался кроме Миля.
Тулуш зарылся в карточках, а я стал разглядывать всё остальное, что лежало в том пакете: какие-то вырезки из журналов и прочие бумажки.
Среди них нашел конверт. Без адреса и адресата, пожелтевший и очень старый. Извлек из него сложенный вчетверо тетрадный листочек. Потрепанный, клеточки выцвели. В письме текст:
«Дорогой Стёпа! Прости, что так вышло. Я наделала глупостей, я не должна была от тебя уходить. Прости, я без тебя не могу. Давай сегодня встретимся в парке на той лавочке, где раньше сидели. В семь часов жду тебя. Твое солнышко…»
Ого… Любовное послание… Старое, еще явно студенческих времен. Получается, Степу бросила тогда девушка. Наверное, на него обращали внимание студентки. На фотографиях он совсем другой, не то, что сейчас, после отсидки за убийство с изнасилованием. Зона меняет людей, и внешне, и внутренне, уж мне ли не знать. Только человек со стержнем сохраняет «лицо».