Начальник милиции. Книга 4
Шрифт:
— Нашел! — воскликнул Тулуш. — Вон какая карточка!
Я убрал письмо обратно в конверт и, сунув в карман, наклонился над находкой Тулуша.
Это была фотокарточка. Угледарский институт, его я узнал сразу. Видное и известное по местным меркам здание. А на крыльце студенты. И лица такие знакомые-знакомые. Пригляделся… Ба… Да это же Миль. В центре собственной персоной Матвей Исаакович, а рядом… а рядом убитые Гребешков и Ларионов. Их я знал по фотографиям из уголовных дел. Внешность тщательно запомнил. По Гребешкову пришлось в Угледарскую
— Молодец, Тулуш, ценная фотка. И сам скажи — что она нам доказывает?
— Что на ней покойники…
— Ну, это тоже, да, а что это нам дает?
— Вот этот следующий, — он ткнул в Чудинова. — Его убить следующий.
— Хм… — почесал я затылок. — Думаешь, Чудинова зарежут?
— Этот покойник, этот и этот, — Салчак потыкал пальцем в Ларионова, Миля и Гребешкова. — Ты говорил, тайга здесь. В тайге всегда так. Пока весь стаю не выбьют, охотник не успокоится. Иначе хищник вернется, мстить будет…
— А вот это кто? Стоит в сторонке чуть и косится на друзей? — я показал на студента, лица которого не видно. Оно чем-то заляпано. Будто кофе на него капнули.
— А вот и охотник, — кивнул Тулуш. — Стая пасет… следит…
Блин! Как жалко, что лица не видно! Сейчас и следов не найдешь, кто это. Больше тридцати лет прошло… Нужно поспрашивать однокурсников. Хотя все они на разных факультетах учились. Только Гребешков и Ларионов — на филологическом. Эх… Я, конечно, спрошу Чудинова, но тот вряд ли что скажет. Надо будет его письмецом пошантажировать немного. Раз он его хранит, значит, оно ему дорого.
— Помыть фотокарточка нада… — предложил Тулуш, ткнув в заляпанное лицо.
— Сдурел? Она же старая и расползется… Хотя — ты прав. Есть у нас специалист. Загоруйко может помочь. Он отмоет или восстановит изображение. Он у нас умный, почти как ты, брат. Поехали…
Мы сели в машину, когда затрещала рация. Дежурный запрашивал наружный наряд вневедомственной охраны.
— Пятнадцатый, как слышно? Прием! — сухо скрежетала радиостанция голосом Баночкина.
— Слушает пятнадцатый! — ответил наряд.
— Зеленая 20, проедь, там жильцы сумасшедшую бабку поймали, проследи, чтобы не прибили до приезда участкового.
— Понял, проеду. Буйная, что ли?
— Да нет. Всем соседям антенные кабеля перерезала на чердаке, а сегодня Динамо с ЦСКА играют. Как бы мужики не зашибли ее…
— Принял, выезжаю, — прошипела рация.
Я тоже завёл двигатель.
Глава 20
Мы вернулись в отдел. Там уже поджидал меня Серый, он выгуливал Мухтара по внутреннему дворику и бросал ему палку. Пес с пацанским восторгом бегал за ней и с урчанием грыз деревягу, когда удавалось поймать ее на лету.
— Привет! — завидев меня, Мухтар и парень кинулись ко
— Здорово! — я пожал руку Серому. — Где пропадал?
— Да к сеструхе в лагерь ездил. Погостил несколько дней. Я же тебя предупреждал!
— Да, точно… Закрутился совсем на новой должности, подзабыл… еще вот молодого натаскиваю, — я кивнул на Тулуша за моей спиной.
— Ого… — восхищенно проговорил Серый, разглядывая Салчака. — А он лук мне сделает? А стрелы?
— Он не индеец, он такой же советский человек, Андрей. Ладно… Вы тут погуляйте пока, а мне нужно поработать.
«Индеец», Серый и Пес принялись во что-то играть, а я направился в КПЗ.
Взял ключи от подвала в дежурке на гвоздике и спустился туда. Миновав основную железную дверь, очутился в коридоре «подземелья».
— Открой Чудинова, — приказал я постовому сержанту Юсупову.
Худосочный Женя поздоровался, но как-то сразу отвел глаза. Видимо, думал, что я спрошу его, как он тогда прописал по почкам задержанному. Но такие деликатные моменты не спрашивают, тем более, его мать мне уже все поведала. Мне даже она показалась смелее, чем сын. Брошенный в окно кирпич никак ее не напугал — а этот нас вызвал. И в кого Женя такой пугливый? Без отца рос…
Сержант отомкнул камеру, я вошел и велел закрыть за мной дверь.
— А… Начальник… — Чудинов развалился на нарах и не вставал. — Когда меня выпустят? Если есть что — предъявляй, а нет — выпускай. Я тут не мартышка в зоопарке. Между прочим, в гастрономе мясо тухнет без рубщика.
— Всё не протухнет. А тебя следователь выпустит, — хмыкнул я. — Ну или не выпустит.
— Да ты что, начальник?! — вскочил арестованный и схватился за грудь, будто вот-вот порвет на себе рубаху. — Что за беспредел?! Я в прокуратуру пойду!
— Сидеть! — рявкнул я, и Чудинов плюхнулся обратно на нары, а я спросил его в лоб: — Ты знал Гребешкова и Ларионова?
— А кто это такие? Первый раз слышу…
— Да? А на фотокарточке ты рядом с ними стоишь, вот так запросто, — я показал ему снимок.
Тот глянул на снимок и чуть отшатнулся, а потом резко сделал вид, что скучает.
— Старая фотография, — с деланым безразличием протянул он. — Где взял? Не помню, хоть убей… Вот Миля помню, а этих… нет… Да мало ли с кем я сфотографировался за всю жизнь. Всех не упомнишь.
— Ты и не говорил, что был другом Миля.
— А мы и не были друзьями, так… однокурсники. Но спасибо Матвею, взял меня на работу. А ты его труп на меня вешаешь. Ай, нехорошо, начальник… Ну не убивал я его, зуб даю…
— Не были, говоришь, друзьями с Милем? А у меня другие сведения…
— Ничего не знаю, ничего не помню, начальник, — Чудинов демонстративно повернулся на бок, к стене, будто собирался спать. — Столько времени прошло.
— Может, тебе письмо память освежит?
— Какое письмо? — повернулся обратно арестант и с интересом на меня уставился.