Над Кубанью. Книга первая
Шрифт:
Недалеко от общественного колодца, возле которого золотились трубы оркестра, на ярко покрытых тачанках стояли Гурдай, Велигура, полковник Карташев, любопытствующе поднявший бородку, рядом с ним что - то подсказывающий Самойленко и другие, которых Миша уже не сумел узнать, так сильно было его волнение. Миша двигался вперед, и ему становилось не по себе. Теперь он почти не видел генерала и свиту, все как бы подернулось душной густотой воздуха, а люди угадывались расплывчатыми пятнами, страшно близкими и одновременно недосягаемыми. Мальчик легонько провел ладонью по глазам и обернулся туда, где отстал Петя. У колодца шумели сверстники, и среди них белело платьице Ивги. Вот девочка махнула ему платком, и это приветствие как-то уравновесило его. Он уже не испытывал к Ивге неприязни, —
Генерал внимательно оглядел подъехавшего Мишу, одобрительно кивнул в сторону Шаховцова.
— Похвально стремление пашей молодежи воспитывать смелость и волю, — сказал он.
Махнул разрешающе рукой. Удаляясь, Миша слышал, как директор высше-начального училища громко произнес его имя, фамилию и гордо добавил:
— Мои питомцы.
— Да?! — удивленно произнес генерал.
Миша покраснел. Он боялся, что директор сообщит атаману отдела о неприятной переэкзаменовке по русскому языку.
Смена расположилась на противоположном конце площади. Кобылица шла на сокращенной рыси, и Миша, поджимая бока шенкелями и набирая повод, постепенно собирал ее, зная дурную повадку Куклы сразу же бочить и переходить в маховитый галоп. Он, ощущая на спине взгляды генерала и свиты, старался держаться в седле прямо, по-казачьи, приподнявшись в стременах на вытянутую ногу, одновременно глядел вбок, зная шутливую привычку казачат швырять под лошадей шапки. Чувствуя, что лошадь собралась на троте [3] , Миша поставил ее на галоп. Кукла, отвыкшая от строя, начала крестить и, подобно Купырику, опустив голову, легла на повод. Миша терпеливо перевел кобылицу снова на сокращенную рысь, помял ей губы трензелями, а затем, дав легкий постав на левую ногу, поднял ее опять в галоп. Кукла, вспомнив забытые при тяжелых полевых работах строевые уроки, вскинула голову и пошла сво-бодным полевым галопом с нужной ноги. Миша смягчил повод, похлопав кобылицу по чуть увлажненной шее. Кукла насторожила уши, скосила глаз, блеснувший фиолетовым зрачком.
3
Сокращенная рысь.
У шеренги приготовившихся к джигитовке казаков Миша осадил лошадь. Приподнявшись в стременах, он громко отчеканил вахмистру Ляпину:
— С разрешения его превосходительства, атамана отдела, разрешите стать в строй.
Ляпину понравилась Мишина четкость. Он крякнул и удовлетворенно мотнул рукой в сторону мальчика, точно говоря: «Вот как надо, учитесь».
— Становись на левый фланг.
Миша примкнул. Смена состояла из казаков допризывного возраста. Они проходили обучение в местной команде, и лучшие из них были выделены для участия в конных соревнованиях. Казаки волновались, подтягивались, туже засовывали полы бешметов за пояса. Оружие сияло, груды шашек и кинжалов лежали на попоне, возле пожарной бочки. Мальчишки пытались ощупывать оружие, оглаживать чеканку. Их отгонял специально приставленный для охраны дневальный. Тогда мальчишки неохотно отходили, закладывали руки за спину и молча стояли, восхищенно уставившись в столь любезные их сердцу предметы. Как далек был сейчас Миша от этих ребятишек, какое превосходство перед ними испытывал он, гордо оглядываясь и выискивая взором знакомых! Людей было много. Среди цветастых кофточек, ярких юбок, черкесок и бешметов Миша различил белую бороду Харистова, бабушку Шестерманку и цибулястую фигуру деда Меркула.
Рубка окончилась, вдоль дворов проваживали лошадей. У атаманских тачанок взмахнули флагом, оркестр заиграл марш. Ляпин крикливым голосом подал команду на джигитовку. Первым отделился правофланговый Матвей Литвиненко. Литвиненковский жеребец отличался
— Кого? — спросил Гурдай Велигуру.
— Мальчонку.
— Ребенка казака?
— В картузе. Видать, иногороднего.
— Гм, — промычал Гурдай, — узнайте фамилию пострадавшего. Окажите немедленно помощь.
К месту происшествия подбежал посыльный, придерживая болтавшуюся шашку. После минутного замешательства джигитовка продолжалась. Следом за Литвиненко скакали два казака, перекувыркиваясь через седло и под ликующие крики людей вьюнами проскальзывая под брюхами коней. Смена постепенно вытягивалась на плац, направляемая Ляпиным. Казаки щеголяли друг перед другом, и случай с «паровозом» сразу затушевали эти быстрые, стремительные всадники.
Миша с волнением ожидал своей очереди. Лошади уходили на плац, веерно мелькая хвостами. Он наклонился к кобылице, ощущал ее чистую шерсть и шептал ласковые слова поощрения. Кукла нетерпеливо топталась, и Миша видел тугие жилы на ее тонких ногах. Сколько раз в раздолье степей носился мальчик, практикуясь в сложной джигитской науке, но сегодня он чувствовал неуверенность, какую испытывает даже прилежный школяр перед экзаменами, зная, что за столом будут сидеть жесткие и требовательные судьи. Проверив подпруги, Миша подобрал полы бешмета и, когда вахмистр подал знак, с места снялся карьером и завязал повод. Кукла, прижав уши, шла как по шнуру. Миша взялся за луку, укрепился кистью, выбросил по ходу тело, ударился носками о землю с левой стороны и легко перелетел направо, отбился там, снова очутился слева. Казалось, чья-то невидимая огромная рука играет мячом, выбрав потехой эту мчащуюся длинногривую кобылицу. Мимо мелькали пятна лиц, вырастали и пропадали крики одобрения, взлетали шапки. Последний бросок — и Миша, плюхнувшись на упругую подушку, покачиваясь, развязал повод.
Мишу приветствовали, но он ничего не понимал. В глазах застилало, люди как бы втягивались и вытягивались, и шум воспринимался оглушенными ушами, будто сквозь войлок. Миша пристроился к смене, поднял руки, вспотевшие под мышками, и только тут снова заметил Харистова, Петьку, деда Меркула и Трошку Хомутова.
— Хорошо скакал, Большак, — похвалил Харистов, показывая желтенький платочек. — Гляди, в призовом не подкачай, я тебе вот этот подкину. Не промахнись, двухгривенный завяжу, за сомят выручил.
— Обязательно промахнет, — подзадорил Трошка Хомутов. — Потрогай кобылицу за храп, — ишь какая! В плужке фордыбачила, а тут… Кукла.
— Не трожь рукой потную, — сказал Миша, направляя лошадь на мальчишку. — Вам, хохлам, на конях только кисляк возить, чтоб не расплескался…
— Ну ты, не здорово, — огрызнулся Трошка, — а то я тебе лозину подкину. Разом с копытков долой.
— Миша, а Миша? Ты его брось, не путайся, — упрашивал Петька, — знаешь, как генералу ты понравился. В ладошки хлопал, сам видел.
— Генерал хлопал? — усомнился Миша, зная впечатлительный характер приятеля. — Не может быть! То он, видать, муху поймал. Она его за нос куснула, а* он ее — так, — Миша показал, как делал генерал.
Дед Меркул подтолкнул Харистова:
— Нашатырь парень! В кого только удался? Семен Карагода немудрячий казак вроде, пеньковатый, а этот нашатырный спирт. Аж в нос шибает.
Меркул расправил плечи, приняв бравый вид, и Миша с удивлением оценил его превосходную выправку. Трубач проиграл сигнал последнего, призового заезда. От колокольни опустились уже острые тени. Над Богатуном поднимались туманы. От хребта пахнул свежий ветерок, разбудивший заснувшую листву кудрявых карагачей церковной ограды. Деревья разом зашумели и кое-где на землю, медленно кружась, слетали желтые листья.