Надежда
Шрифт:
Непосредственно к воротам вёл длинный мост, украшенный скульптурными композициями, расположенными через каждые десять метров на мраморных пьедесталах. Мост был перекинут через мелкую чёрную речку, протекавшую под высокими стенами крепости, от которой исходили жёлто-зелёные испарения, стелившиеся по поверхности странной реки. Чем бы они ни были, желания оказаться под мостом не возникало.
Спустя пару минут Мерлон небыстрым шагом двинулся по мосту. Казалось, с каждым шагом он отмеряет последние минуты жизни. Задумчиво двигаясь к воротам, Отмеченный бессмысленно смотрел под
Найджел, напротив, с интересом разглядывал скульптуры, вглядываясь в черные лица, пытаясь понять сюжет и скрытый смысл: тёмный ангел, расправив широкие крылья, с беспощадной злобой разделывается с представителями святой епархии, или сражается с благородными рыцарями, одетыми в полные латы, или рушит дворцы с храмами, представляясь огромным великаном, пинающим ничтожные постройки коваными сапогами. Только в одном месте была скульптура. в которой чёрный ангел стоял на коленях, зажимая в сердце кинжал. А над ним стояла маленькая гордая девушка, смотревшая на поверженного врага сверху вниз. Интересный поворот событий. Непобедимый посланник нижних миров пал от рук смертного существа. Весьма наивное создание скульптора.
Однако именно рядом с этой скульптурой и остановился Мерлон. Он внимательно осмотрел её, покивал головой и двинулся дальше. прекратив движение только в метре от черных ворот. На лёгкую заминку Отмеченного Найджел предпочёл не обращать внимания: мало ли странностей может быть у сумасшедшего.
Найджел застыл рядом с неподвижным Мерлоном, разглядывая здоровенные шипы, покрывающие створки. Выглядело очень внушительно.
– Фарг’Нар. –тихо произнёс Мерлон и направил указательный палец в сторону крепости. Послышался механический скрежет из-за стены, и ворота стали медленно открываться.
– Идём навстречу Судьбе, – проговорил Мерлон и шагнул во тьму.
Как же больно ощущать границу своих сил! Такое чувство, что почва ушла из-под ног. Словно вывели к позорному столбу и прилюдно отлупили палками. И телесная боль, последовавшая после унижения, служит лишь напоминанием о пережитом. Настоящая боль ранит глубоко в душу, едкой кислотой проедая основы самой веры в себя. И становится с каждой секундой хуже, когда яд бессилия медленно, но верно парализует волю, а затем сознание. Теряешь уверенность, затем желание действовать, а в конце концов впадаешь в апатию, бессмысленно блуждая взором из стороны в сторону, утопая в потоке бесконечной жалости к себе. Мерзкое, отвратительное чувство, которое так похоже на смерть! С чем ещё можно сравнить эту боль? Но Даратас не может позволить себе сдаться так просто! Распустить сопли и валяться в ногах! Пускай он проиграл, и теперь полностью, но свой конец он примет так же достойно, как и прожил жизнь.
Овальная зала, освещённая яркими лампами в виде человеческих черепов, бессмысленно пустовала, заключая в себя гнетущую тишину. Героические барельефы, украсившие периметр помещения, безмолвно взирали на мозаичный пол, в одиночестве своём способным поспорить только с грязно-серым потолком, лишённым всяких объектов. Несколько
Что это за место, Даратас не знал. К несчастью, после удара Первого Мастера, он потерял сознание, и вернулся в реальность уже будучи в этой зале, прикованный руками к стене. Единственное, что порадовало Даратаса, несмотря на боль во всём теле – пребывание рядом Ольвена, который сидел неподалёку и взволнованно вглядывался магу в лицо. Он также был надёжно прикован.
– Ты жив… А я боялся, что ты погиб, – пробормотал Даратас, откашливаясь. Грудь сдавило такой болью, что трудно дышать.
– Со мной всё нормально. Видимо, колдун специально оглушил меня, – в лице эльфа читалась смесь злобы и обиды: Первый Мастер слишком просто разделался с ним, что не укладывалось в сознание гордого принца.
– Действительно, хороший способ подорвать моральные силы врага, – согласился маг. Воспользоваться магией не получалось: что-то блокировало путь к эфирным каналам. А боль продолжала расходиться всё сильнее.
– Вам больно? – участливо спросил Ольвен. Такая забота удивила мага.
– Справлюсь. Пока болит, значит, живу. А этому радоваться осталось… недолго, – последнее слово далось магу слишком сложно. Как нельзя кстати он вспомнил про проснувшееся Семя Судьбы, нёсшее на себе печать Смерти. Оно было настолько горячим, что жгло кожу через карман. – Ты лучше скажи, где мы?
– Мы внутри башни. Я успел очнуться, когда нас тащили через ворота.
– Понятно.
– А что это за место. могу лишь догадываться. Приспешники Мастера упоминали какой-то Жертвенный зал.
– Нас решили принести в жертву? Мелковато как-то. Я пуст, во мне никакой силы.
– Во мне тем более, – кивнул эльф.
– Первый Мастер упомянул что-то о пике величия. Скорее всего, нас привели сюда в качестве зрителей, – постепенно к Даратасу вернулся контроль над чувствами, и он изо всех сил старался заглушить боль в груди, даже кусал губы. – Но какого представления?
– Слышите? Кто-то идёт! – сказал эльф.
Даратас не успел отреагировать на слова принца, как тяжёлая дверь с каменным василиском на кованой створке резко распахнулась, и внутрь стали проходить гости. Вход располагался напротив пленников, поэтому им было отлично видно нарушителей непробиваемого спокойствия Жертвенного зала.
Первыми входили люди в черных мантиях. На их лицах были надеты маски в виде черных черепов с яркими огоньками, зловеще мерцающими в провалах глазниц. Насколько помнил Даратас, такие глаза в Культе получали только заслуженные маги, особо отличившиеся перед Первым Мастером.
Вошедшие малефики что-то монотонно бормотали себе под нос, и очень медленно, словно отмеривая каждый шаг, двигались вдоль стен, пока не сомкнули кольцо по периметру помещения. Один из таких встал рядом с пленниками, но не удостоил их взглядом, словно их не существовало.