Надгробие для живых
Шрифт:
— Сдурел?! Не пали!
Становилось плохо, голова начала кружиться, держать её не хватало сил, и я лёг на холодный снег, казавшийся сегодня не таким уж и прохладным, как обычно. Выстрелы стало слышно приглушённо, будто перед нами вырос стеклянный купол.
Купол… я скучаю по Гринману.
— Ничего, выживешь, — голос Джона тоже был глухим. — Ещё в фильме снимешься!
Каком нахер фильме?
Джон попытался оттащить меня подальше, но выстрелы загородили дорогу назад. Он в ловушке. Мы оба.
Тогда он вытащил пистолет, вложил мне в руку и закинул рюкзак
— У тебя восемь выстрелов, Сэм. Помни, восемь!
Я посмотрел на пистолет и узнал в нем староисторические технологии. Джон уже куда-то убежал. С другой стороны послышались крики на неизвестном языке, я снова почувствовал себя придурком, не понимающим чужой речи. От боли и проявляющейся нехватки крови сознание накрывало волнами, и если в один момент я ощущал падающий снег на лице, как иголки, то в другой я тратил все силы на то, чтобы не вырубиться.
Атакующие подошли так близко, что я смог различить черты их лиц, один рванулся ко мне, посмотрел на руку, прокричал своим и, оборвавшись на полуслове, упал с дымящейся дырой в голове, остальные попрятались в укрытия. Тело ужасно зазнобило.
Я шёл по лесу, усыпанному пеплом, он странно выделялся на снегу, хотя тоже вроде бы белый. Уже не слышались выстрелы, но всё звенело, ужасно звенело в ушах, стало мертвецки холодно, ноги не держали, и я упал почти на чьи-то сапоги. Это был тощий лунатик, который с чего-то медлил, не разорвал меня сразу, лишь несвязно бормотал. Я из последних сил наставил на него ствол, нажал на курок, послышался выстрел, и моё лицо заляпало кровью.
Семь.
День 120
Я очнулся от холода, из-за которого онемели пальцы. За ночь меня присыпало снегом, как и лежащее рядом тело, и оставшийся здесь пистолет, наполовину заляпанный кровью. Это я его так?
Стошнило, хотя вроде как даже нечем. Кое-как поднялся на ноги и оглянулся. Вокруг не было ни души, и лишь ветер напоминал о реальности происходящего. Я ещё жив, этот мир ещё жив, и это я убил человека.
— Твою мать.
По привычке было пошел в обычном темпе собирать всё необходимое, но свалился на колени, не сделав и пары шагов. И тут я вспомнил: рука. Под бинтом кровь налипла ко всему, к чему только можно, и всё же, не остановилась. Ничего не оставалось, кроме как наложить жгут, лишь бы не умереть от потери крови. И без того ясно: эту руку только отрубать.
Нужно соображать быстро. Мне нужна еда, а после этого отыскать следы на севере, где собирались беженцы. Возможно, их ещё не полностью замело, и я найду их до ночи. Ночью выжить будет сложно, а оставаться здесь точно нельзя. На запах крови хищники и падальщики сойдутся очень быстро.
Благо, атаковали не ради того, чтобы ограбить: повсеместно лежали тела, но дома в большинстве своём казались почти целыми, даже жаль будет найти в них лунатиков. Я быстро нашёл на кухне охотничий провиант, согрел печь и принялся восстанавливать силы, готовя себя к долгой погоне за спасшимися. Только через час, ощутив более-менее крепкую поступь, я решился взяться за большую палку, как за посох, и пойти прочь.
Следы
Оказалось, они решили свернуть в сторону леса. Мы туда по старой привычке не ходили, но кто-то вроде уверял, что в этом лесу ничего такого нет, разве что травы много. Мне-то в целом без разницы: ботинки ещё защищали от бритволиста, а вот как с этим у остальных? Если у них такой защиты нет, то без должной подготовки пройти вряд ли получится.
Сворачивая на восток, капитан, видимо, заодно и укрывал лица от ветра, о чём говорил намётанный снег, но сейчас ветер беспощадно бил по неприкрытым глазам. Левую руку я уже полностью не чувствовал, отпустить посох — значит потерять ещё одну точку опоры, а это чревато. Лишь бы только вьюга не пришла, а в остальном всё даже лучше, чем я думал. Только бы они выжили. Сара и Лара ушли, а что Джон? Наверное, стоило проверить тела, но уже поздно. Да и их там не меньше пятидесяти: за ночь такой смрад мог развеяться куда угодно.
Когда глаза начали обильно слезиться от ветра, порывы начали слабеть, врезаясь в стволы пограничных деревьев. След здесь был чётче, хотя и не сильно, к тому же, сугробы доходили почти до колена, двигаться стало тяжело. Меня снова посещало чувство, будто хвоинки деревьев дрожат и шепчутся от моего присутствия, предупреждают о ком-то, кто сидит дальше в лесу. И да, трава здесь разрослась большими полянами, только её дробь точно не казалась мне напряжённой. Ноги часто падали на стебли, на что те, чуть помедлив, лязгали по пластинам. Сейчас я совсем не жалею, что пару месяцев назад всё ещё считался неопытным.
Неожиданно след заплутал, начали образовываться одиночные тропки, ведущие в разные стороны. Причина вскоре стала ясна: под стволом дерева лежал недоеденный труп, принесённый на потом. Лишь по шрамам я осознал капитана.
Значит, на них напал хищник? Один? Будь тут стая, тел осталось больше. Но почему они не смогли отбиться от одного единственного хищника? Я силился вспомнить хоть одно способное на такое создание, но никто кроме егеря не приходил на ум. Для корозубов такое слишком, а лунатиков я ни разу не видел уже какой месяц. И будто в подтверждение моих мыслей, с ветки на ветку перемахнул корозуб, размахивая бледно-оранжевым хвостом.
Вообще корозуб является чуть ли не самым безопасным из всех лесных обитателей. Небольшой, размером по локоть зверь, с блеклым и роскошным мехом, когтистыми лапами, позволяющими карабкаться по деревьям, и острыми зубами с двумя выпирающими резцами, которыми он выгрызает укрытия в деревьях, а затем маскирует их оставшейся корой. Колонии таких могут превратить несколько ближайших деревьев в многоквартирные дома, но, что хуже всего, — они всеядны. Поодиночке питаются корой и прочим, а вот если накопится пара десятков, то охотно нападают на маленькие группы и одиноких скаутов. Или охотников, вроде меня.