Надгробие для живых
Шрифт:
— Понимаете, в чём дело? Это варвары, что могут воевать, но вовсе не знают, когда стоит вести себя прилично! — он указал на меня. — Этот юноша в одиночку убил трёх легионеров, и всё ещё готов на большее!
Со всех сторон неожиданно раздались крики, откуда-то сбоку полетел камень, угодивший мне в расцарапанное плечо.
— Сегодня варвар будет наказан! Мы свершим над ним суд, достойный его, заставим убить его сестру по оружию, и с этим грехом он будет жить, покуда его душу не заберёт Плутон!
Он дал мне пистолет в левую руку, сам навел прицел на лоб Лары, толпа начала кричать.
— Убей.
— Не могу, —
— Можешь, варвар, можешь.
— Не могу!
— Император не будет ждать вечно!
— Я не могу! — сил не хватало, чтобы держать оружие. Я выронил пистолет и схватился за руку.
— Что там, покажите! — кто-то вздёрнул рукав, за которым скрывалась рука. — Ещё один. Палач, руби!
— Стой! — вскричала Сара, но было поздно. Топор въелся в предплечье руки, и я впервые закричал, не сдерживаясь от вида собственной руки, лежащей на земле, теряя сознание от боли.
— Вечно императору всё приходится делать самому! — он схватил пистолет и прошиб голову Лары насквозь. — Увести. Увести всех! Обратно в клетку!
— Долгих лет жизни императору Октавиану! — скандировала толпа, пока я старался понять, что, чёрт возьми, происходит.
День 127
— Сэм. Сэм, очнись. Уже пора бы, ну же.
Я чуть приоткрыл тяжёлые глаза и увидел Джона, безмолвно свесившего голову надо мной.
— Очнулся, — раздался голос Сары.
— Сэм! Слава богу, живой. Давай, вставай потихоньку. Ну ты и отоспался! Три дня бредил, пока жар не спал.
— Я всё ещё чувствую её, — я услышал собственный хрипящий голос и рефлекторно закашлялся. — Я ещё чувствую мою отрубленную руку, будто могу ей пошевелить. Как я могу чувствовать то, чего уже нет?!
Джон молча глянул в сторону и вздохнул.
— Не просто так. Посмотри, — он указал на предплечье, из которого торчала… чёрная рука? — Видно, что модель старая, как этот мир, да и вряд ли её здесь хранили по всем правилам, так что может барахлить. Но после периода принятия должно быть получше.
— Что это? — я попробовал сжать (отрубленную) ладонь в кулак, и рука, к моему ужасу, через пару секунд сложилась.
— Протез… бионический. Не кустарная подделка, а настоящий, какие сотни лет назад на массовом производстве делались. Такие могли позволить далеко не все, но были и дороже, да и результат того стоит. Это как обычная рука, только прочнее, а в некоторых случаях и сильнее.
— И как управлять этой штукой?
— Как обычной рукой, думаю. Просто нужно привыкнуть. Это называли периодом принятия — время, за которое носитель протеза учился управлять рукой неосознанно, как собственной.
Привыкнешь тут. Выглядит так, что без слёз не взглянешь, а мне с такой теперь до конца жизни. Я попробовал вытянуть руку вперёд, подумав о нужном действии, и протез медленно потянулся, совсем немного шумя и вибрируя. Вибрация, что было просто безобразно, щекотала мышцы и нервы в плече, захотелось оторвать эту железяку к херам.
Слёзы. Почему-то при этом слове вспомнилась Лариса, и я еле удержался, чтобы не разрыдаться.
— Где мы вообще? — я оглядел пещеру с кучей лежаков, спящими людьми и тусклыми факелами, вбитыми в стены.
— По подсчётам, мы чуть ли не на границе бывшей Франции с Германией и Люксембургом, но тогда тут не было пещер. Возможно,
Я упал головой на лежак. Люксембург, да? Значит, мы достаточно близко к цели. Нужно лишь выбраться отсюда.
— Они считают себя римлянами, — будто продолжая мою мысль, сказал Джон. — Не знаю, кто им рассказал про Рим, если даже я почти ничего про него не знаю, но за историческую подлинность они борются исправно: император, форумы, плебеи… гладиаторские бои.
— Какие бои?
— Гладиаторские. Раз в два дня кто-то из этой комнаты уходит, а возвращается один человек. Дают оружие, не способное навредить зрителям: мечи, копья, молоты и прочие, которые не могут пройти сквозь решётки. Дерутся в основном друг против друга, но я слышал от местных, что когда-то они даже пятихвоста отловили. Уйти с арены нельзя, пока не выиграешь, сражаешься ровно до тех пор, пока не умрёшь.
— Сколько времени вы тут? Откуда ты всё это знаешь?
— Нас взяли на утро после боя, то есть примерно неделю назад: я и сам теряю счёт времени. Рассказал про это мужчина, который попался ещё месяц тому назад. Говорит, с недавнего времени тут появился чемпион арены: пришёл чуть ли не добровольно, и совсем незадолго до нас. Ему единственному позволяют брать оружие дальнего боя, но по «своим» он не стреляет.
— А зовут как?
— Никто не знает. Думаю, держат интригу, — Джон потёр ногу выше колена. — Это я вчера выходил. Порезала одна, пока я пытался пойти на переговоры. Но тут выхода нет, так что не жалей никого, не допускай моих ошибок. Впрочем, не бери пока в голову, сейчас тебе нужен отдых. Ещё неизвестно, кого этот император выберет для драки.
— Император?
— Да, Октавиан Август. Ты лучше отлёживайся: тебе завтра труднее всех будет, — Джон лёг неподалёку, Сара поступила так же, и я тоже попробовал уснуть, хотя спать не хотелось. Мало того, что я уже изрядно выспался, так ещё и было над чем подумать. Естественно, я сглупил и сходу начал думать о побеге, хотя даже не знал схемы пещер. Знал лишь то, что единственный выход из этого барака ведёт, возможно, лишь на арену, каждый день решает судьбу других людей некий Октавиан, который застрелил мою подругу, и из-за него у меня вместо руки теперь это. Всего того хватало, чтобы убить его, а заодно и всех этих «римлян», если потребуется.
Резонный вопрос: как всё это провернуть? Обычно, обозначение вопроса помогало быстрее его решить. Куда уворачиваться от пятихвоста в прыжке? Вбок, потому что летит он по прямой и в худшем случае только лапой достанет. Куда стрелять? В голову, естественно. Как это всё сделать… а вот на этот вопрос ответить не выходит уже дважды.
Ближе к подъёму я всё же уснул, и, как оказалось очень зря, будят тут отвратительнее, чем где либо: стуча по стальной пластине, шум от которой разносится эхом по пещере, из-за чего всё превращается в сплошной грохот. Вслед за этим начали кидать завтрак, — кусок мяса, размером с кисть, причём не заботились, чтобы поесть могли все. В мою сторону полетел один такой шмат, и я рефлекторно умудрился поймать его, причём левой «рукой». И в то же время, просто опустить её до уровня груди оказалось тяжело.