Надлом
Шрифт:
приходится.
Ну же, Хай. Где ты, чёрт возьми? Мне отвечают только птицы, и они ни черта не знают.
45
Дело не в том, что я не смогу вынести побои. В психбольнице меня пару раз избивали. Я
беспокоюсь о том, что за ними последует. В дурдоме меня били в стиле плохого копа — грамотно,
чтобы не оставить следов.
Исайя, судя по его виду, не способен себя контролировать.
Что
могу убежать. Они просто поймают меня, если только я не побегу быстрее, но и тогда они всё
узнают. Моё прикрытие будет раскрыто. Они всё расскажут.
Если только смогут.
У меня возникает нехорошая мысль, посылающая дрожь по всему телу. Я скольжу взглядом
по сторонам, задерживаясь на безлюдном лесе, на дремучем кустарнике, на гадком мальчишке,
пыхтящем от хулиганской гордости. Его трусливый дружок стоит рядом с нами и позволяет ему надо
мной издеваться. Каким без них будет мир? Монстры не рождаются взрослыми, каждый злодей
вырастает из злого ребёнка. Зачем их защищать, пока они молоды?
«Меда, нет!» — плачет у меня в сознании мама. Её слёзы капают на мою злость, постепенно
остужая её, так что я могу думать. Если даже я их убью, мне всё равно придётся бежать. У меня
будет больше времени, чтобы убежать, если они не смогут проболтаться, но на этом всё.
Это значит, что я никогда не узнаю правду.
Что бы я сейчас не сделала, я потерплю неудачу. Осознание этого факта так меня поражает,
что когда Исайя снова толкает меня, я падаю на землю.
Они всё испортили. Во мне кипит ярость, и пальцы впиваются в глинистую землю, покрытую
замёрзшей грязью и гравием. Я встречаюсь с ним взглядом.
Он видит мою растущую злость, то, как мои руки сжаты в кулаки.
— Что? Только не говори, что трусиха хочет побороться?
О да! Очень хочет.
Он отводит ногу назад, но что-то его отвлекает, и он останавливается. Его глаза резко смотрят
в сторону от меня, от леса, на короткое мгновение мне даже кажется, что он передумал. Затем он
встряхивается, и нога летит вперёд.
Это всё, что мне надо. Нога, словно рычаг, заставляет меня подскочить на ноги.
Облака меловой крошки покрывают рубашку Исайи, ослепляя нас обоих.
— Хватит! — визжит высокий голос, откуда-то сверху из-за камней.
Я выхожу из мелового облака, кашляя и моргая. Снова держа контроль над ситуацией. Над
своими эмоциями. Когда пыль рассеивается, я вижу, что Исайя тоже взял себя в руки. Мой/их
спасатель
веснушками маленькая девочка со спутанными рыжими волосами, собранными наверх. Должно
быть, в столовой я видела её брата. Двое детей не могут быть настолько похожи, не будучи при этом
родственниками. Надеюсь, здесь больше нет обладателей генов, ответственных за такой ужасный
внешний вид.
— Какого чёрта, Мэгс? — спрашивает Исайя сквозь кашель.
— Что значит, какого чёрта? Вы, ребята, мертвы, так что убирайтесь отсюда.
— Но… — начинает Исайя.
— Убирайтесь отсюда, пока я хорошенько не поразмышляла на тем, что, как мне кажется,
только что увидела. — Она упирает руки в свои несуществующие бёдра — чуть выше ремня, с
которого свисают наполненные голубым мелом мешочки. — Вам двоим должно быть стыдно за себя.
— Я… — произносит Исайя, затем встряхивается, словно после сна. — Я не собирался… —
но он не заканчивает свою ложь.
Мэгс свирепо буравит его взглядом.
Исайя краснеет и становится каким-то больным, в то время как Джеймс всё ещё не смотрит
никому в глаза. Они оба покрыты большим слоем голубого мела и позора.
— Убирайтесь отсюда. — На этот раз Мэгс выглядит усталой.
Джеймс тянет за рукав толстовки Исайи, уводя его прочь. Ни один из них не смотрит на меня.
Они убегают в лес, оставляя меня наедине с моим маленьким спасителем.
46
Мэгс поворачивается ко мне лицом. У неё потрясающие голубые глаза. Возможно, не все её
гены ужасны.
— Не думаю, что они снова тебя побеспокоят. Исайя… на самом деле, он не такой уж и
плохой.
Увидев на моём лице несогласие, она морщится.
— Несколько месяцев назад он потерял свою сестру.
Теперь я понимаю, что означал его сумасшедший взгляд. Помню, как сотня таких же смотрела
на меня из разбитого зеркала в ванной. Горе. У меня сбивается дыхание. Я почти убила его за это.
С другой стороны, я делала вещи и похуже.
Девочка всё ещё говорит, и я возвращаюсь из своих мыслей к ней.
— Ему тяжело видеть того, кто уклонился от своей миссии, в то время как кто-то, кого он
любил, пожертвовал всем.
Её голос срывается. Может она меня и спасла, но мы с ней не друзья.
Интересно, почему она вмешалась?
— Ты с ними согласна. — Это не вопрос. — Что я эгоистичная трусиха.
Она пожимает плечами.
— Это действительно эгоистично — поворачиваться спиной к тамплиерам, особенно когда