Надлом
Шрифт:
молода. Дети не контролируют себя. Но в этом возрасте объект уже достаточно взрослый для…
123
Отец перематывает видео вперёд.
— У объекта не было доступа ко второму источнику питания в течение пяти недель. Но мне
не сдержать её без дополнительных ограничителей. — Отец снова перематывает. По всей видимости,
он ищет что-то. В быстрой перемотке моя мама подносит маленькую меня к экрану. Джо догадалась
обо
сияющими волосами, но всё-таки…
Мама говорила со мной, она не притворялась. Ей не нужно было. Я помню. «Мы должны
победить это, Меда. Ты сможешь. Оставь все прошлом». И прочая воодушевляющая чепуха. Можно
подумать, зло, таящееся во мне, просто вредная привычка вроде курения. А я — Паровозик, который
смог. Я пытаюсь отбиться от неё и выйти за дверь. Мама держит меня и умоляет, а я продолжаю
вырываться. Затем я сдаюсь. Я всегда выполняю её просьбы. Она была моим миром.
Отец объясняет:
— Мне нужно перемотать немного вперед, это займет какое-то время.
Три дня. Это заняло три дня. После двух я молила маму приковать меня к стене, чтобы я не
разорвала ее на части. Она поддалась и сделала это. Это мы и смотрели.
В конце концов цепи не удержали меня.
Кто-то кричит и молит остановить пытку. Боль в горле подсказывает, что это я.
Я прошу его не заставлять меня смотреть.
На видео я бьюсь в оковах, и, словно в отражении, я сейчас вырываюсь из рук, державших
меня.
— Пожалуйста! — кричу я. —
Я-на-видео выдернула цепи из стены и рванула в укрытие матери.
Отец нажимает на паузу. Если бы я только могла остановиться в реальной жизни и просто
навечно остаться с ней!
— Хорошо, Меда. Но скажи нам, что произойдёт. Расскажи друзьям, что ты сделала. — Что
угодно. Пожалуйста, что угодно, чтобы не говорить этого! Но скрыть правду не было ни малейшей
возможности.
— Я убила её, — шепчу я, а внутри меня, словно все умерло.
— Как? — спрашивает отец.
— Разорвала на мелкие части.
Я слышу, как кричащей Джо затыкают рот рукой. Гремят сдерживающие ее цепи.
— Меда, — шепчет мой отец. — Он выдыхает. Я вглядываюсь в его тёмные дьявольские
глаза. — Твоё место здесь, разве ты не понимаешь?
— Понимаю.
— Твоя мать не любила тебя. Избавься от вины, прими себя такой, какая ты есть.
— Я демон.
— А твои друзья… — Он замолкает, и мы оба оборачиваемся к Хаю и Джо. Демоны
освободили их, и Хай начинает тараторить, равнодушный ко всему, что только что увидел:
— Меда, не слушай их. Ты не такая, как они.
Хай, глупый Хай.
Отец хватает его за голову и вставляет в рот кляп. Папочка не хочет слушать
воодушевляющие слова Хая. Как будто это как-то повлияет на меня. Папочке не стоит беспокоиться.
Доверие Хая ничего не значит, оно ничем не поможет. Он слепо верит мне. Хай не видел меня, в
отличии от Джо.
124
Я встречаюсь с ней взглядом. Её глаза пылают алой ненавистью. Она контролирует свой
голос, и я понимаю почему. Она потеряла последнюю капельку надежды. Она спрашивает у меня,
пытаясь не пересекаться взглядом:
— Ты все это знала?
Какой смысл врать? Я резко отвечаю:
— Да.
— Те дети в школе умирали ради тебя. Ты убила их. — Она не может принять этого, не может
поверить.
Если по обе стороны моего генеалогического древа монстры, то какой мне смысл
противостоять? Мы просто ищем доказательства того, что я проиграю. Не важно, кто или что будет
на кону.
Я улыбаюсь во все зубы.
— Косвенно, но можно сказать и так.
Черное солнце всходит в душе Джо. Она произносит самое последнее, самое ужасное
обвинение. Она смотрит мне в глаза. Её взгляд молит, чтобы я солгала.
— Ури умер ради тебя.
Мое сердце больше не памятник Ури. У меня больше нет сердца.
— Да.
Она дёргается и вскрикивает. Из ее рта изливаются потоки ругательств и ненависти. Я
скольжу по ним, как по волнам.
— И они — твои друзья, Меда? — Снова отец. Снова искушает. — Почему ты
сдерживаешься? — Толпа снова гудит и кричит. Звук приобретает ритм, становясь почти музыкой.
— Покончи с этим, Меда. Покончи с этим, и присоединись к нам. Здесь тебя никто не осудит,
никакой ненависти.
Без ненависти. Свобода от ненависти к самой себе.
— Просто покончи с этим. — Он указывает на Джо.
Покончить. Крики толпы подстёгивают меня двинуться вперёд. Джо скована, но продолжает
вырываться. Она находится на конце привязи, её ненависть ощущается почти физически. Я
останавливаюсь в дюйме от её рычащего лица. Её глаза красными от слёз. Она плачет по Ури. Я
смотрю на Джо. Из её глаз капают слезы, а изо рта вылетают ужасные слова.
Волны Голода бурлят во мне, обжигают. Старому доброму папочке интересно мое поведение.
Он напоминает мне, что я всё равно не могу контролировать это, и я убью их, так или иначе, только
на этот раз убийство произойдёт после часов, а может и дней, мучительной агонии.