Надо помочь бабушке
Шрифт:
Земля наша мама, отец у нас лес.
А наши братишки - дубины большие...
С присвистом, эханьем и уханьем хор подхватил:
Станем мы банкиры!
Станем мы бароны!
Ух! Ух! Ух! Пере-ух!
Кух, кух!
Будем
Кушать макароны!
Эх! Эх! Эх! Пере-эх!
Кех, кех!
– Примитив, - осудил бандитскую самодеятельность Дороша.
– И слова примитивные, и напев барахольный.
– Баритон вполне приличный, - отметил Агофен.
– И басы хорошо подхватили.
– Нет сейчас в песнях ни настоящей поэзии, ни нежной музыки, - с грустью поведал Эмилий.
– Ты бы послушал наших вагантов. [40]Вот кто поет: за душу берет и плакать хочется. А у певцов, которые сейчас выступают на турнирах и в тавернах, не песни, а непонятно что. Ни смысла, ни мысли. Три слова ухватят и повторяют их... Музыка такая же. Куда катится искусство?... Моя матушка бы их всех поубивала. А это - самодеятельность, что с их возьмешь.
Баритон тем временем опять затянул:
Темная ночка, и звери все спят,
Но некогда нам ни лежать, ни дремать.
Большие заботы у нас опять:
Гостей встречать, да гостей провожать.
И снова поляна взорвалась всеобщим криком и свистом:
Станем мы банкиры!
Станем мы бароны!
Ух! Ух! Ух! Пере-ух!
Кух, кух!
Будем кружева носить,
Кушать макароны!
Эх! Эх! Эх! Пере-эх!
Кех, кех!
– Закройте окно, - попросил Максим.
– Отдыхаем. Завтра у нас день тоже будет нелегким.
Агофен затворил окно, и сразу стало тихо.
– А я пойду, прогуляюсь, - поднялся Дороша.
– Надо кое-кого повидать.
– Откуда у тебя здесь знакомые, мой энергичный друг?
– удивился Агофен.
– Нисколько мне этот Рогмунд не знакомый. В лесу сегодня встретились. Но он рыжий, - объяснил лепрекон.
– Зачем тебе рыжий?
– не отставал Агофен.
– Так он из Красной Речушки, - сообщил Дороша, - надо
– Не знаю, - признался Бах.
Если Эмилий не знал про Красную Речушку, то что говорить про Агофена или, тем более, про Максима.
– Там, в Красной Речушке, все население рыжее, - стал объяснять Дороша.
– Даже малые дети: еще ходить не могут, а уже рыжие. А все потому, что употребляют для питья воду из речушки, которая там протекает.
– Весьма неправдоподобно звучит, - позволил себе усомниться Эмилий.
– Ни в одном краеведческом трактате такое не упоминается. И этнографы об этом не сообщают.
– Так все твои этнографы по кабинетам сидят, откуда им про Красную Речушку знать? А я там был, - одной короткой фразой Дороша осудил кабинетных ученых и утвердил истину.
– И большая там река?
– поинтересовался Максим.
– Да какая река... Я же говорю - речушка. Ну, течет. Без разбега не перепрыгнешь. Но кто из этой речушки воду пьет, рыжим становиться. Девицы, которые хотят рыжими стать, приезжают в Красную Речушку. Месяц поживут там, воды попьют, - и рыжие. Навсегда.
– Вода в реке красная?
– Кто же красную воду пить станет?
– повел плечиками Дороша.
– Вода чистая и выглядит совершенно обыкновенно. Но в ней имеются особенные корпускулы, которые изменяют цвет волос.
– Вроде краски...
– уточнил Агофен.
– Нет. Это драконы красками пользуются, хохолки свои мажут в разный цвет, по моде. Краска на волос действует снаружи. Ее и смыть можно. А корпускула впитывается через питье и меняет цвет волоса изнутри. Навсегда.
– Что ты хочешь узнать у рыжего, если не секрет?
– поинтересовался Агофен.
– Никакого секрета. В Красной Речушке кожевенных дел мастер Тимоха работает. Хочу узнать какая кожа у них идет в этом сезоне. И еще, Малявка хвастался, что у него хорошие медные пуговицы имеются. Надо посмотреть, может из них что-то для башмака сделать можно. Так я пойду.
– Ты поосторожней, - предупредил Дорошу Максим.
– Ничего со мной не случится. С Рогмундом поговорю, к Малявке загляну, пуговицы посмотрю. Да и расплатиться я кое с кем должен. А то манеру взяли, по шее бить.
– Если что, где тебя искать, мой предприимчивый друг?
– спросил Агофен.
– Искать не надо, ничего со мной не случиться, - заверил лепрекон.
– Башмак я здесь оставлю. Вы, пока меня нет, присмотрите за ним.
Дороша поставил ранец на лавку, так чтобы он был у всех на виду, взял в зубы трубку и ушел.
– Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними...
– Эмилий подошел к ранцу, открыл его и стал разглядывать башмак.
– Сколько живу, ни разу не слышал, чтобы лепрекон доверил кому-то присмотреть за своим сокровищем.