Наедине со временем
Шрифт:
23 октября Троцкий направил письмо членам ЦК и ЦКК с развернутым анализом обвинений в его адрес, выдвинутых в «Ответе членов Политбюро», заявляя, что авторы «Ответа» подменяют поставленные им вопросы о партийном кризисе формальным обвинением его в создании фракционной платформы. Он утверждал: «Нет ничего опаснее, как доведение до бюрократического абсурда решения, запрещающего создание внутри партии фракционных организаций» [139] .
Добавляя: «Действительно нефракционный режим в партии может на деле не нарушаться только в том случае… если руководящие учреждения сами не проводят политику скрытого фракционного подбора, с величайшим вниманием относятся к голосу внутрипартийной критики, не пытаясь ликвидировать всякую самостоятельную мысль партии обвинением во фракционности» [140] .
139
Известия
140
Там же.
Возражая авторам «Ответа» по поводу разногласий между ним и большинством Политбюро, Троцкий резко выступил против обвинений в свой адрес. Касаясь фарисейского заявления о том, что Политбюро не могло и не может «взять на себя ответственность за удовлетворение претензий т. Троцкого» на руководящие хозяйственные посты, он привел выдержки из писем Сталина и Рыкова, предлагавших назначить Троцкого одновременно зампредседателя СНК и председателем либо ВСНХ, либо Госплана, подчеркивая, что «тот исключительный успех доклада тов. Троцкого на съезде дает полную гарантию, что партия целиком одобрит это назначение» [141] , дискредитируя этим беспочвенные попытки Сталина и его окружения представить Троцкого рвущимся к власти.
141
Там же.
25 октября был созван объединенный пленум ЦК и ЦКК совместно с представителями 10 губернских организаций. Его работа долго оставалась неисследованной, ибо большинство материалов считались закрытыми. Считалось, что Троцкий по болезни на пленуме не присутствовал. Сейчас же известно из новых публикаций о присутствии Троцкого на всех заседаниях пленума, и выступавшего на них четыре раза, и участвовавшего в поименном по его требованию голосовании. 25 октября Сталин и затем Троцкий выступили с докладами. Поздним вечером 26 октября, после завершения прений, оба докладчика выступили с заключительным словом.
Троцкий, отвечая на обвинение его Сталиным в том, что в последнее время он воздерживался при голосовании в Политбюро по важнейшим хозяйственным решениям, якобы устраивая обструкцию, объяснил это тем, что большинство Политбюро игнорировало его предложения о предварительной проработке всех хозяйственных вопросов специалистами до вынесения на решение высшего партийного органа. «Ведь если… такой предварительной проработки нет, то как можно такие вопросы разрешать? Этого я абсолютно не понимаю. Ведь я лично не могу голосовать на Политбюро, если опытные люди, собаку на этом съевшие, не проработают предварительно этих вопросов» [142] . Но поскольку «в Политбюро есть другое Политбюро и в ЦК есть другой ЦК» [143] , то, будучи фактически отстраненным от решения основных экономических вопросов, он избрал единственный оставшийся у него путь – направить в ЦК письмо с изложением своих взглядов на создавшееся положение.
142
Там же.
143
Там же.
Касаясь содержавшихся в «Ответе членов Политбюро» обвинений в бонапартизме, в сосредоточении в своих руках «неограниченных полномочий в области военного ведомства», Троцкий отмечал, что во главе почти всех военных округов стоят сторонники большинства Политбюро, «только в Москве случайно руководит округом ужасный „троцкист“ – Муралов» [144] .
Останавливаясь на причинах того, почему он не обратился в ЦКК по поводу ведущейся против него борьбы, Троцкий подчеркивал, что члены ЦКК знали о фактах преследований так называемых «троцкистов», об их смещениях и перемещениях, но никак на это не реагировали. «Как же я мог, зная все это, переносить вопрос на решение ЦКК? У меня не было доверия к большинству ЦКК и нет его» [145] . Троцкий утверждал, что верхушка ЦКК во главе с Куйбышевым и Ярославским стала орудием Секретариата ЦК во внутрипартийной борьбе.
144
Там же.
145
Там
В заключение Троцкий взывал к разуму и совести участников заседания, обращая внимание на тяжелые последствия для судеб партии, способные возникнуть вследствие принятия предложенного пленуму постановления: «Товарищи, я буду говорить начистоту. У нас есть в Политбюро товарищи, желающие это дело довести до конца – в смысле постоянного углубления разногласий, стремятся к тому, чтоб… сделать невозможной дальнейшую совместную работу.
Товарищи, прежде чем голосовать за него, постарайтесь продумать и понять мое положение… Товарищи, я был в отчаянно трудном положении, положении поистине трагическом. В то время, как эта сеть опутывала меня, я ничего не мог объяснить, не мог никому раскрыть, что правда, не мог принять бой. Но эту сеть разорвать было нужно…
Подумайте, товарищи, прежде чем принять решение. Если вы ступите на тот путь, на который вы как будто бы хотите вступить, вы сделаете огромную ошибку» [146] .
Вслед за Троцким выступил Сталин. Его речь отличалась демагогией и бесчисленными передержками. Отвечая Троцкому, говорившему о том, что по национальному вопросу в Политбюро «были разногласия не только по линии преследования отдельных работников, но и в принципиальной стороне дела», Сталин лицемерно заявил: «Не понимаю: крупных разногласий не было» [147] . Фарисейски выглядели и его объяснения по поводу колебаний членов Политбюро относительно публикации ленинской статьи о Рабкрине, объясняя их тем, что в этой статье «в трех местах было упоминание об опасности раскола», тогда как в Политбюро не было «и тени разногласий». Просто члены Политбюро боялись дезориентации партии [148] .
146
Там же.
147
Известия ЦК КПСС. 1990. № 10. С. 185–187.
148
Там же.
Ограничения внутрипартийной демократии Сталин представил как «систему мер для ограждения партии от влияния нэпа». Отвечая участнице пленума Яковлевой о необходимости дискуссий в партии, Сталин язвительно заметил: «Как чеховская дама: „дайте мне атмосферу“. Бывают моменты, когда не до дискуссий… Партия ушла в огромную и важнейшую работу по мелочным вопросам. Выдумывать сейчас дискуссии преступно… Дискуссия в центре сейчас необычайно опасна. И крестьяне, и рабочие потеряли бы к нам доверие, враги учли бы это как слабость» [149] .
149
Там же.
Пользуясь тем, что большинству участников пленума были неизвестны бесплодные попытки Троцкого разрешить разногласия внутри Политбюро и ЦК, Сталин демагогически утверждал, что Троцкий, не «использовав все легальные возможности исправить „ошибки“ ЦК, через его голову обратился к членам партии. В этом суть вопроса, собравшего нас здесь» [150] . Хотя письма Троцкого и «группы сорока шести» направлялись именно к ЦК и ставили ближайшей целью созыв совещания ЦК с инакомыслящими коммунистами для обсуждения спорных вопросов.
150
Там же.
В заключение Сталин призвал осудить обращение Троцкого с письмом в ЦК как шаг, создавший «обстановку, грозящую нам расколом», требуя «обеспечить такой порядок, чтобы все разногласия в будущем решались внутри коллегии и не выносились вовне ее» [151] . Главная цель выступления Сталина заключалась в том, чтобы не позволить партии ознакомиться с серьезными разногласиями, запретив общепартийную дискуссию по спорным вопросам, отклонив проекты резолюций Гончарова и Преображенского о конструктивном решении возникших проблем и поиск компромисса между большинством Политбюро и «оппозицией».
151
Там же.