Наёмник

Смит Уилбур

– У тебя магнитофон в голове. Ты записываешь каждое слово, а потом используешь его против мужчины, - он коснулся ее руки.
– Прости меня.

– Прости меня, - повторила она.
– Мне нравится, как ты извиняешься, мой капитан. Ты делаешь это, как и все остальное, очень по-мужски. В тебе все мужское, а некоторые черты даже чересчур, - она озорно посмотрела ему в глаза, он понял, что она имеет в виду сцену в купе поезда, прерванную появлением Хендри.

– Попробуем съесть это, - сказал Брюс, а позже добавил, - Не так уж плохо. Ты очень хорошо готовишь.

– Адресуй свои комплименты консервной компании в этот раз.

Но когда-нибудь я тебя еще поражу своим кулинарным искусством.

– Посмотрим. Тихий гомон голосов в лагере иногда прерывался взрывами смеха. Все чувствовали себя расслабленно. Стены из грузовиков и брезентовая крыша представлялись надежной защитой. Люди спали или, собравшись в небольшие группки тихо беседовали. Брюс собрал с металлической тарелки остатки пищи.

– Нужно проверить посты.

– О, Бонапарт, долг превыше всего, - она смиренно вздохнула.

– Это не займет много времени.

– Я подожду тебя здесь. Брюс взял с сиденья винтовку и каску и собрался уже вылезать из салона, как вдруг джунгли наполнились барабанным боем.

– Брюс!
– прошептала Шерман и схватила его за руку. Все голоса вокруг них стихли, и единственным звуком в ночи был этот бой. Он был низким и ритмичным, теплый затхлый воздух трепетал от него. Трудно было определить его направление, он заполнял собой все пространство, монотонный, навязчивый, как пульс всего мироздания.

– Брюс!
– снова прошептала Шерман. Она дрожала, ее пальцы, в ужасе, впились в руку Брюса.

– Маленькая моя, - он нежно прижал ее к своей груди.
– Это просто голый дикарь сильно бьет одним куском дерева о другой. Они не могут нас тронуть здесь, ты это знаешь.

– О, Брюс, это ужасно. Это как звон, похоронный звон.

– Перестань болтать глупости. Пойдем со мной. Поможешь мне успокоить остальных. Они напуганы до смерти. Ты должна мне помочь. Он бережно высадил ее из автомобиля и, обняв за талию, вывел в середину лагеря.

"Что можно противопоставить одурманивающему влиянию барабанного боя?
– спросил он себя.
– Шум, наш собственный шум".

– Джозеф, М'пофу, - он выбрал лучших певцов, - мне очень жаль, что сопровождение такого низкого качества, но балуба - это обезьяны, которые ничего не понимают в музыке. Покажем им, как поют бамбала. Они пошевелились, напряженность начала уменьшаться.

– Давай, Джозеф, - Брюс набрал в легкие воздух и начал одну из конголезских песен. Специально фальшиво, так плохо, чтобы его пение резало слух. Кто-то засмеялся. Затем неуверенно вступил голос Джозефа, начал набирать силу. Вступил глубокий бас М'пофу, красиво оттеняя и усиливая тенор Джозефа. Кто-то начал в такт хлопать ладонями, Брюс почувствовал в темноте ритмичные покачивания тел. Шерман перестала дрожать и крепче прижалась к нему.

"Нам нужен свет, - решил Брюс.
– Ночничок для моих маленьких детей, которые боятся темноты и барабанного боя". Он, вместе с Шерман, пересек лагерь.

– Капрал Жак.

– Капитан?

– Включайте прожектора.

– Есть, капитан.
– Брюс знал, что в запасе есть по две батареи для каждого прожектора. Каждая емкостью на восемь часов. Должно хватить на две ночи.

С двух сторон лагеря темноту разрезали плотные белые лучи света. Они осветили темные джунгли и отраженным светом озарили лагерь так, что можно было различить черты лиц сидящих под крышей людей. Брюс осмотрел их. "Сейчас с ними все в порядке, -

решил он.
– Злые духи покинули их".

– Браво, Бонапарт, - сказала Шерман. Он видел, что люди улыбаются, глядя на то, как он обнимает Шерман. Хотел было опустить руку, но остановил себя. "Пускай, - решил он.
– По крайней мере это отвлечет их от ненужных мыслей". Он повел ее обратно к машине.

– Устала?

– Немножко.

– Я разложу для тебя сиденье. Окно занавесим одеялом.

– Ты будешь рядом?
– робко спросила она.

– Конечно, - он расстегнул ремень с кобурой и передал ей.
– Носи, не снимая. Даже для предела уменьшенный, ремень был слишком велик для нее. Пистолет болтался где-то рядом.

– Орлеанская девственница, - Шерман скорчила ему рожу и залезла на заднее сиденье. Через некоторое время она тихонько позвала его.

– Брюс.

– Да?

– Просто хотела удостовериться, что ты рядом. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Шерман.

Брюс лежал на одеяле. Он был весь в поту. Пение давно смолкло, но барабанный бой продолжался. Он сотрясал джунгли без перерыва. Скользили лучи прожекторов, то освещая лагерь, то оставляя в темноте. Брюс слышал дыхание спящих людей, приглушенное покашливание, бормотание. Он не мог спать. Лежа на спине, заложив одну руку за голову, он курил и смотрел на брезентовую крышу. В его голове пробегали события последних четырех дней: Обрывки разговоров, смерть Андре, Боуссье, стоящий рядом со своей женой, разрывы гранат, липкая кровь на его руках, насилие и ужас. Брюс беспокойно пошевелился, отбросил в сторону сигарету и закрыл глаза руками в попытке остановить воспоминания. Но они продолжали вспыхивать в его мозгу, как картинки на экране, беспорядочно, потеряв всякий смысл, но сохранив весь ужас. Он вспомнил муху на своей руке, вспомнил, как она торжествующе потирала лапки, и начал метаться. "Я схожу с ума. Я должен это прекратить". Он быстро сел, поджал колени к груди, кошмар прекратился. Теперь он почувствовал печаль и одиночество. Ужасное одиночество, потерянность и бессмысленность существования. Он сидел на одеяле и казался себе маленьким и испуганным сироткой. "Я сейчас заплачу. Я чувствую это". И, как дитя в объятия матери, Брюс Карри пошел к Шерман.

– Шерман!
– он попытался найти ее в темноте.

– Брюс, что случилось?
– она быстро села.

– Где ты?
– в панике прошептал Брюс.

– Я здесь, что случилось? И он нашел ее, и неуклюже охватил руками.

– Шерман, обними меня, прошу тебя.

– Любимый, - она была встревожена, - что с тобой? Скажи мне.

– Просто обними меня, Шерман. Ничего не говори, - он прижался к ней и уткнулся лицом в шею.
– Ты так мне нужна! О, господи, как ты мне нужна!

– Брюс, - она поняла все, нежно, успокаивающе поглаживая его по затылку.

– Мой Брюс, - она крепко обняла его. Ее тело начало инстинктивно покачиваться, убаюкивая его, как ребенка. Постепенно его тело расслабилось и он прерывисто вздохнул.

– Мой Брюс, - она приподняла тонкую сорочку и прижала его голову к своей голой груди. Ее рассыпавшиеся волосы заслонили их обоих от окружающего мира. Прижимая к себе его крепкое тело, ощущая нежное прикосновение к своей груди, понимая, что она вселяет силы в любимого человека, она уже была счастлива. Но потом в ней что-то изменилось и она почувствовала новое, сжигающее ее желание.