Наглядная геометрия
Шрифт:
Н а д я (тихо). Извини меня, Павлик. Дура я…
Б о г а т ы р е в. Ага, дура! Садись, не стой столбом! Хочешь узнать, о чем Трифонов сейчас со мной беседовал? По-моему, это не его слова. В глубине — я чувствую — он наше мнение разделяет, но… Существуют, говорит, соображения — у кого, не назвал, очевидно, у начальства, — мол, по истории Ручьева не надо поднимать шума, для завода ущербно. Ручьев — талантливый малый, выдающийся спортсмен. Выбьем парня из седла, другого Ручьева не скоро найдем. Для коллектива —
Н а д я (резко). Потеря, да?
Б о г а т ы р е в (несколько смущенно). В этом смысле верно, конечно. Не видеть этого нельзя.
Н а д я. Так. Очень хорошо, Павлик. (Вдруг кричит.) А я вот вижу другое! Да, да, это тоже не видеть нельзя. Сидел тут только что вожак молодежный, а сейчас сидит черт-те кто — спортивный болельщик!
Б о г а т ы р е в. Подожди, не кипятись, давай говорить хладнокровно.
Н а д я (твердо). Нет!
Б о г а т ы р е в. Что нет? Совсем недавно ты сама всякие доводы приводила: оступился, уговорили его, слабый характер…
Н а д я (лихорадочно). Нет! Нельзя такие дела гасить! Кому-то призовые кубки нужны, кому-то сор из избы выносить не хочется, а нам… Ведь он не должен оставаться подлецом. Не должен, Павлик. (Кричит.) Выступлю на собрании! Да, да, выступлю, не сомневайся! Когда оно состоится?
Б о г а т ы р е в (медленно). А знаешь… Надо все-таки поговорить с Василием Сергеевичем. Он секретарь парторганизации. По-моему, надо с ним посоветоваться.
Через несколько дней.
Сквер. На скамейке одиноко, в задумчивой позе сидит Н а д я.
На дорожке появляется А н н а Г е о р г и е в н а.
А н н а Г е о р г и е в н а (поравнявшись со скамейкой). А, Надюша! Я так и предполагала, что тебя здесь увижу!
Н а д я (поднявшись). Здравствуйте, Анна Георгиевна!
А н н а Г е о р г и е в н а (опускаясь на скамейку). Можно мне посидеть с тобой? Не возражаешь?
Н а д я. Пожалуйста. (Занимает свое место.)
А н н а Г е о р г и е в н а (после паузы). Как живешь, Надя?
Н а д я. Плохо, Анна Георгиевна.
А н н а Г е о р г и е в н а (осматриваясь). А тут приятно! Тихо, уединенно — «уголок»… Кажется, это ваше с Леонидом излюбленное местечко, вы здесь всегда встречались?
Н а д я. Да, здесь.
А н н а Г е о р г и е в н а. Проведать «уголок» захотелось? (Усмехнувшись.)
Н а д я. Какое же я преступление совершила, Анна Георгиевна?
А н н а Г е о р г и е в н а. Помолчим немного… Хорошо?
Н а д я. Хорошо.
А н н а Г е о р г и е в н а (после паузы). Я на нашем заводе восемь лет работаю. Прямо из вуза сюда пришла. Сегодня подала заявление об уходе. Уеду.
Н а д я. Куда поедете?
А н н а Г е о р г и е в н а. Не знаю. Куда-нибудь.
Н а д я (тихо). Как же вы уедете, когда вы… когда вас…
А н н а Г е о р г и е в н а (несколько секунд недоумевающе смотрит на нее). Ах, да… Разумеется, я уеду, если сумею… если буду вольна собой распорядиться. В общем, так или иначе, но с этими местами я распрощаюсь… (Деланно равнодушным тоном.) Между прочим, это верно, Надя, мне сказали, что, по существу, от тебя все исходит, ты вдохновительница всей кампании против Леонида? Так это или нет?
Н а д я (устало). Не знаю. Может быть, так.
А н н а Г е о р г и е в н а (после некоторого колебания, быстро). Вот что, девочка, я специально пришла сюда, чтобы поговорить с тобой! Мне было известно, что ты выходная сегодня, что ты здесь часто бываешь… (Схватив ее руку, горячо.) Сердце у тебя есть, а? Я не за себя прошу… Надо во что бы то ни стало помочь Леониду, вытащить его из беды! Иначе пропадет он!
Н а д я (просто). А мы это и делаем.
А н н а Г е о р г и е в н а. «Мы»? Ну чего прятаться, чего прятаться? Я предпринимаю все, чтобы отвести удар, а ты… Ты-то ведь топишь его! Зачем, ну зачем раздувать кадило? Я уже не говорю о себе: мое имя теперь на всех перекрестках склоняют. Но его ты зачем губишь?
Н а д я (упрямо). Это вы его губите, а не я. А еще говорите, что по-настоящему любите.
А н н а Г е о р г и е в н а (вспылив). Замолчи! Убожество! Ты не имеешь права даже говорить о настоящей любви!
Н а д я (вскакивая). Хорошо, я убожество, я ничего не понимаю в настоящей любви! Но только… только я люблю Леню больше всего на свете, нет у меня никого дороже его! Вот поклянусь! Хотите, землю есть буду?
А н н а Г е о р г и е в н а (глухо). Любишь, говоришь, нет на свете дороже? А между тем… (Медленно.) Ты знаешь, что у Леонида появилось к тебе уже другое чувство? Мне не хочется тебя огорчать, но это совсем не любовь. Напротив! И с каждым твоим новым шагом это чувство будет в нем усиливаться, усиливаться…