Нахаловка 2
Шрифт:
— А куда ехать-то? — сделав наивную и ничего не понимающую физиономию, поинтересовался я.
— Рядом, — ответил Махмуд. — Помнишь, где у нас старый свинарник расположен?
— Конечно! — Хоть я и «не помнил», но утвердительно ответить пришлось — мое «нет» выглядело бы слишком подозрительно.
— Вот туда и поедем, — подытожил дед, выбираясь из-за стола.
— Может не сегодня? — Я продолжал изображать из себя настоящего лоха, что никак не врубится в ситуацию. — У меня башка разламывается…
— Сегодня, — отрубил старик. — Он
Я без лишних разговоров закинулся болеутоляющим, хоть и вполне мог обойтись и без него. Но, надо соответствовать отыгрываемой роли. Даже спрашивать не стал, отчего у старикана в карманах словно в мини-аптеке — настоящий Тимоха должен был знать. Чтобы проглотить таблетку без запивона пришлось постараться, но когда она провалилась внутрь, старик потащил меня к гаражу.
Брать навороченную «Тундру» Валька мы не стали, вместо этого Махмуд выгнал на свет божий очень хорошо знакомую мне «Жигу» — ВАЗ 2104 в кузове типа универсал, с большим и просторным багажников. Выглядела машинка очень ухоженной — я не увидел на кузове ни одного пятнышка ржавчины. А выехав на дорогу, машинешка показала, что она еще вполне себе резвая и живая. Видно было, что заботился Махмуд о своей «старушке», не жалея ни сил, ни времени.
До свинарника мы долетели буквально за пару-тройку минут. Металлические ворота уже оказались закрыты, но старый таджик призывно посигналил. И еще через пару минут открылась маленькая калитка, расположенная в стороне от основных ворот.
— Кого, к свиням, принесло на ночь глядя? — Выглянул в проем плешивый старичок в своей неизменной фуфайке, которую носил и летом, и зимой, и днем, и ночью. — Ибрагимыч, ты чё ли? — Узнал он начальство. — Чё-то припозднился, али забыл чёгой?
— Забыл, Прокопьич, забыл, — произнес Махмуд. — Старость — не радость!
— Ага! — Закивал головой старичок. — И не говори! Вот у меня вчерась так колени ныли, что прямо спасу нет! — Ни к селу, ни к городу, пожаловался он. — Так, откуда же памяти взяться? Заезжать будешь? Сейчас ворота открою…
— Не, Прокопьич, — остановил сторожа таджик, — мы с внучком пешочком пройдем. Хочу его к делу постепенно привлекать — место будущей стройки покажу.
— Добре! — Кивнул дедок. — Хватить уже бестолково по поселку шататься. Давно пора было, Тимка!
Мы с дедом прошли сквозь калитку и потопали мимо свежих построек куда-то в сторону заросшего сорной травой пустыря. Продравшись сквозь уже подсыхающие в преддверии зимы густые заросли полыни, мы вышли к затерянному в них убогому деревянному строению, скособочившемуся от времени.
— С этого свинарника все и начиналось… — с какой-то потаенной грустью произнес старик, вынимая из кармана фонарик.
Мне даже показалось, что в уголке его глаза сверкнула слезинка. Не думал, что Али-Баба окажется таким сентиментальным… Хотя, если вспомнить, каким я сам
— Чего мы сюда приперлись, дед? — вновь поинтересовался я.
— Лучше помоги… — проскрипел старикан, с трудом опускаясь на колени.
Он даже своих светлых штанов не пожалел, которые тут же извозились в пыли. Я присел рядом с ним на корточки, с интересом наблюдая за его действиями. Старика возил по полу скрюченными артритом пальцами, выискивая что-то.
«Черт возьми! — проскочила у меня в голове мысль. — Неужели все эти годы он хранил общак в старом свинарнике?»
— Тяни эту половицу, Тимка! — Махмуд наконец нашел то, что искал, и жестом показал мне, что надо делать.
Я вывернул из пазов несколько подгнивших досок и с изумлением уставился на большой деревянный ящик из-под снарядов. Я его сразу узнал, несмотря на то, что он был накрыт какой-то рваной и пыльной тряпкой. Да и как не узнать, когда я сам его паковал?
— Открой его, Тимка, — попросил старик, — тяжеловато мне туда-сюда скакать в мои годы…
Я спрыгнул в яму и сорвал дерюгу с ящика. После щелкнул запорами и откинул крышку. Свернувшие в свете фонаря драгоценности, заставили меня довольно улыбнуться — не повел старикан! Я протянул руку и слегка отгреб цацки в сторону, освобождая разложенные пачками купюры. Стопка советских банкнот сказала сама за себя — он не взял даже их. А ведь с того момента все деньги, как я понял, менялись неоднократно. Пусть они и пропали, но вопросов у меня к постаревшему Али-Бабе не осталось. Он сдержал свое слово. И не попади я сюда — в это время, в это место, и в это тело — так и помер бы, как собака на сене.
— Правильный ты босяк, Махмудка, — вновь подпустив в голос излишней сиплости и авторитетной надменности, с которой раньше разговаривал с братвой авторитетный вор Семен Метла, не оборачиваясь, произнес я, — не заминехал[11] и не зажилил воровское благо! Свой в доску[12]…
— Бугор… — так и не поднявшись с колен, позвал меня старый таджик. — Как там, жарко?
— Жарко, Махмудка, жарко… — произнес я, наблюдая, как среагирует на это таджик. Но он, к моему удовлетворению, отнесся ко всему этому с похвальной стойкостью. — Зато кодла мазевая[13]!
— Я скоро уже пахан, — прошептал дед, — свидимся еще…
— А вот это нет — не спеши ласты склеивать! — Я усмехнулся. — Ко мне тебе не пробиться при всем желании — не так уж и много ты в жизни нагрешил, как Семен Метла. Да и отмолил кой-чего, Махмудка! Так что прощай! Не поминай лихом…
— А с этим мне что делать? — Махмуд указал глазами на ящик с драгоценностями. — Устал я, пахан…
— Хочешь, себе оставь, старый, — я пожал плечами, — заслужил за верную службу.
— Так не надо мне, — мотнул головой старик, — есть у меня все — сам видел… Своими руками сколотил, хоть и не по понятиям это…