Накануне

Логинов Александр Анатольевич

– - Он погиб в битве, -- заметил князь ровным голосом.

– - Не правда! -- чересчур резко возразил Юрий. -- Он был ранен и был без оружия.

Говоря это, он подался вперед, поднеся руку к груди. Глаза князя полыхнули недобрым огнем, пальцы крепко сжали серебряный кубок, смяв тонкие стенки.

– - Он погиб в битве, -- настойчиво повторил черниговский князь.

– - У меня видаки есть, -- ослепленный гневом, выкрикнул Юрий Мстиславович.

– - Приводи их завтра. Выслушаю, -- согласился Михаил Черниговский.

После ухода Юрия Мстиславовича, в горнице собрались бояре: великие и не очень. Князь позвал их чтобы изложить суть дела, прося совета.

– - Не

можно пустить Изяслава в Галич, -- первым высказался боярин Варфоломей Кормиличич.

Остальные бояре и старшие дружинники, присутствующие на совете, согласно закивали головами.

– - А если Изяслава посадить на Киевский стол? -- предложил Максим Лукинич, самый молодой из бояр черниговского князя.

Михаил Всеволодович сам уже думал об этом. Изяслав в Галиче наломает дров, мстя за своих дядьев и потеряет княжение. Сам же Михаил должен сделать выбор между столь желанным Киевом и Галичем, где ольговичи имели свои интересы. Терять уникальный шанс Михаил не собирался, но не заручившись поддержкой своих бояр и дружины рисковать не имело смысла.

– - Торческ хочу под себя забрать, -- ввернул Михаил, когда бояре спорили насчет похода на Галич.

– - Торческ принадлежит Киеву, -- заметил Варфоломей Кормиличич.

– - Ну и что? -- мягко возразил Максим Лукинич. -- Владеет-то им Даниил.

– - Владел, -- поправил боярина князь.

– - Дозволь, княже слово молвить? -- спросил один из любимых дружинников князя.

– - Говори, -- разрешил Михаил Всеволодович.

– - Мыслю я, надо идти на Киев и брать всю землю Киевскую.

– - С половцами Киев взять - на раз -- поддержал дружинника Максим Лукинич. -- Кыяне сами позовут тебя князь.

– - Как позовут, так и выгонят, -- вставил свое слово другой дружинник, уже более двадцати лет верой и правдой служивший черниговскому князю.

– - Что-то я не узнаю тебя Глеб Сигурдович, -- ехидно заметил Максим Лукинич. -- Али состарился?

– - Рука моя тверда! -- жестко урезонил молодого боярина старый воин.

Глеб Сигурдович сын известного в свое время бойца, обладал отцовской силой и хитростью северян, помноженной на половецкое коварство. Мать его - дочь половецкого хана, убитого Сигурдом в честном поединке.

– - А коли не веришь - готов доказать на деле, -- с ничем не прикрытой угрозой в голосе сказал Глеб Сигурдович.

– - Да ладно тебе... пошутил я -- поспешил примириться молодой боярин.

– - Шутники все на полке стоят, -- проворчал Сигурд.

Максим Лукинич побледнел. В Чернигове всем известно пристрастие Глеба к черепам поверженных в поединках богатырей. Из них он делал чаши и любил бережно перебирать их долгими зимними вечерами, рассказывая детям и внукам увлекательные истории из своей бурной молодости.

– - В Киеве садить на стол надо Изяслава, -- убежденно заявил дружинник. -- Без наших мечей он там долго не усидит...

– - И отдаст Торческ князю! -- продолжил за дружинника Варфоломей Кормиличич.

– - А самому в Галиче сесть, -- закончил мысль князь.

– - Звали? -- видя, что князь находится в задумчивости и никак не обращает на него внимания Сашка настойчиво повторил вопрос и видя, что князь наконец-то заметил его, поприветствовал. -- Буди здоров, князь.

– - Ты почто князя убил? -- сухо спросил Михаил Всеволодович, поворачиваясь к Сашке.

– - Я? Какого князя? -- ошарашенно спросил парень.

Глава 12. Птица вольная

Небольшой отряд всадников выехал из лагеря черниговцев под Торческом ранним

утром. Впереди на пегой кобыле скакал молодой парень в половецком платье. Впрочем, большинство его товарищей мало чем отличалось от половцев - все те же япончицы, кривые сабли на боку, зачехлённые луки и тулы со стрелами притороченные к седлам, походные сумы полные припасов на дорогу, свернутые одеяла и другие полезные в пути вещи. В середине колонны ехали привязанные к седлам пленники. С обеих сторон их сопровождали молодые парни, добродушно беседующие с пленниками. За ними следовали сани полные добра, укрытым рогожами. Замыкал колонну воин в меховом налатнике зияющем огромной прорехой на спине, через которую была видна добрая кольчуга. Шелом воина болтался левом боку лошади, а справа висела огромная секира, рукоять которой любовно поглаживала рука всадника.

Один из пленников вырвался вперед, поравнявшись с передним всадником.

– - Там, за рощей, начинаются моя земля, -- сказал он с тревогой в голосе.

Сашка вздрогнул. После встречи с черниговским князем он питал неприязнь к дубовым рощам. Облыжно обвиненный в убийстве одного из сыновей Мстислава Удатного, он остался жив благодаря великодушию и справедливости князя. А ведь вполне могли и повесить в священной роще на ветвях столетнего дуба. Они как раз проезжали мимо этой рощи, где испокон веков совершались ритуальные казни злодеев. Принцип талиона в древнерусском обществе понимался двояко. Иногда в буквальном смысле. На Сашку, как на убийцу, указывал кинжал, висящий на поясе. Он ему достался от убийцы Ратьши. Кто знал, что тот воин был не простой, а самый настоящий князь. И вел он себя подло, не по-княжески. Нашлись видаки, свидетельствовавшие против Сашки. Якобы убил он уже сдавшегося и безоружного князя. Естественно видаки - все поголовно люди брата покойного князя. И болтался бы он в петле, если бы не парни, свидетельствовавшие в его пользу, да пленный торк Чурнай, служивший покойному.

Михаил Всеволодович рассудил, по справедливости. Сашку признали не виновным, но бояре князя настоятельно советовали на время исчезнуть. Юрий Мстиславич затаил обиду и от мести не откажется. И черниговский князь ему не указ. Юрию подсластили пилюлю, пообещав оставить Торческ, где пока управлять останется княжеский наместник.

Сашка решил убраться подальше от кровника. Чурнай предлагал выкуп за себя, но за ним надо было ехать.

Повсюду земля несла на себе следы набега половцев, разоренные селения славян сменялись зимними кочевьями черных клобуков, где уже успели побывать налетчики. Несколько раз им встретились окоченевшие трупы. Торк Чурнай мрачнел, глядя на замерзших соплеменников, скрипел зубами и тяжело вздыхал, переживая за свою семью. Будучи кошевым он нес ответственность за сохранение рода. Половцы угоняли скот и пленников, причем к пленным они относились хуже, чем к скотине. Из полусотни молодых и здоровых парней, попавших к ним в руки через несколько суток едва пара-тройка могла передвигать ноги. Остальные замерзали на холодном ветру или погибали от сабли половчанина, когда тот видя, что пленник обессилил, мимоходом сносил ему голову.

Предчувствие торка не обмануло. Налетчики добрались и до его становища. Это было видно по свежим следам, на которые они наткнулись. Местятка вызвался на разведку и принес плохие вести.

– - Половцы! -- сообщил он по возвращении. -- Там за курганом роща, в ней просека широкая прорублена, прямо вдоль ручья. Становище там. Я близко-то не подбирался. Половцы озоруют.

Чурнай не выдержал, заскрежетал зубами, зарычал как смертельно раненный зверь.

– - Точно половцы? Не ковуи? -- наконец справившись с собой спросил он.