Налейте бокалы, раздайте патроны!
Шрифт:
Жилинский чувствовал, что тупеет.
Фрейлина зажгла свечи. На краешке обычного блюдца Вырубова нарисовала карандашом небольшую, но хорошо заметную стрелку, затем при помощи чадящей свечи на внешней стороне блюдца вывела восьмиконечную звезду, пояснив, что это — защитный пентакль. Разогрев внутреннюю поверхность блюдца от зажженной свечи, она положила его вверх дном в центр круга.
Первым решено было вызвать российского самодержца шестнадцатого века. Все участники сеанса осторожно прикоснулись кончиками пальцев к самому краешку блюдца — так, чтобы руки
— Дух царя Иоанна Васильевича, явись, просим тебя! — трижды торжественно провозгласила Вырубова.
— Просим тебя, — эхом вторили ей присутствующие.
Генералы мрачно переглянулись. Происходящее отдавало то ли крайним цинизмом, то ли полным идиотизмом.
Шли минуты, руки от напряжения начали дрожать, блюдце пришло в движение. Жилинский не знал, плакать ему или смеяться.
— Явись, просим тебя! — еще раз произнесла фрейлина Ее Величества.
Наступила небольшая пауза, все молчали. Горели свечи в тишине. Было как-то жутковато.
— Дух, просим тебя подтвердить свое присутствие, если ты здесь.
«Да чего уж тут подтверждать, — подумал Жилинский. — Пускай появится в осязаемом виде и только, чего уж на мелочи-то размениваться!»
Однако внешне генерал, как человек сдержанный в присутствии начальства, мыслей своих не выдал.
— Просим тебя в подтверждение присутствия пошевелить пламя свечи, — низким размеренным голосом говорила Вырубова.
— Есть! Затрепетало, — тихо произнес Николай Николаевич.
«Да тут сквозняки», — подумал Самсонов.
— Вызванный нами дух явился. Мы приветствуем тебя! Приступаем и начинаем задавать вопросы, — вещала фрейлина-медиум.
Главной темой сеанса были происки тевтонов. После Иоанна Грозного вызывали духов исторических персонажей: Потемкина-Таврического, Александра Невского, по желанию великого князя — даже Малюты Скуратова… Блюдце вращалось, указывая стрелкой на буквы и цифры. Узнали много интересного, но, к сожалению, о планах немецкого наступления никто из духов ничего толком сказать не мог.
— Может быть так, что один из участников сеанса пугает духа, или дух чувствует себя неспокойно в его присутствии, — заключила Вырубова. — Надо попробовать определить этого человека — возможно, если он выйдет из круга, дело пойдет на лад.
Но дело на лад не пошло.
— Послушайте, — каким-то отстраненным, замедленным голосом проговорила Вырубова, не глядя ни на кого, — а что если вызвать дух недавно убитого барона?
— Барона Корфа? — удивился кто-то.
— Ну да, а почему бы и нет? — вопросом на вопрос ответила фрейлина. — Ведь он же был этническим немцем. Возможно, он встречается с Фридрихом Великим. А уж он-то… Ведь вы только подумайте, господа, какие возможности открываются там, — она указала пальцем вверх, имея в виду небеса. Присутствующие, внимательно слушавшие Вырубову, машинально подняли взоры вверх. Однако на расстоянии двух метров был всего лишь потолок и люстра. Жилинский вместе со всеми проследил направление, и на его выбритых щеках заиграли желваки. Самсонов, сидевший рядом, тяжело
Блюдце вращалось, но барон хранил молчание.
— Все-таки на этом свете он был более полезен, чем на том! — закончив сеанс, с сожалением произнесла Вырубова. — Впрочем, я могу объяснить: либо по каким-то причинам он не желает пока открывать завесу тайны, либо такой информации пока не получил.
— Как же так, матушка? — тщательно скрывая сарказм в голосе, поинтересовался Жилинский.
— А что вы думаете, генерал? — строго взглянула на него Вырубова. — Тот свет — это не идеальное место, где все происходит по мановению волшебной палочки. Там своя жизнь. Она, конечно же, иная, нежели у нас с вами, однако же со своими проблемами. И вообще — я так устала! Быть медиумом — это же невероятное напряжение всех сил, физических и духовных.
Боевые генералы смотрели с тоской в глазах на это жалкое зрелище. Жилинский с каждой минутой становился все мрачнее и мрачнее. Если бы взглянуть на генерала, то без труда можно было бы понять, какие чувства обуревали его и Самсонова. Однако особенного внимания на них никто не обратил. Слишком все были заняты прямым или косвенным участием в сеансе. И не скажешь ведь Верховному главнокомандующему, что он занимается глупостями!
От поручика по-прежнему ничего не было. Хотя уже и пора бы…
Глава 21
Сгущающиеся сумерки означали для кавалеристов под командой поручика Голицына только одно — наступает время действовать. Да и на самом деле, сколько можно сидеть на лесной опушке, прячась под сенью деревьев, когда враг рядом! Особенно зудели руки у корнета Сурхайнова. Выкурив все сигареты, он щелкал пустым портсигаром и тяжело вздыхал. На лице уроженца солнечного Кавказа читалась тоска.
— Ну что вы так волнуетесь, корнет? — чуть иронично поинтересовался поручик. — Всему свое время.
— Не люблю, — взмахнув рукой, словно в ней была шашка, ответил тот. — Понимаю, а все равно душа горит. Это ведь вам хорошо, европейцам. Вы можете долго готовиться, выжидать, хитрить. А мы приучены, чтобы все и сразу. Ненавидеть — так до смерти, а целоваться — с разбега.
На опушке веял ветерок.
— Паровоз! — произнес Белый, указывая на полустанок.
— Так, уже подали, отлично. Ну что ж, господа, срочно выдвигаемся вперед, — приподнялся со своего места Голицын.
— Вот это дело!
— Приступим! — раздались голоса.
Отряд выехал из лесу. До цели было всего несколько сотен метров. Рядом виднелись станционные огоньки.
— Шашки вон! В атаку за мно-ой! — отдал команду поручик, оглядываясь назад. Конники лавиной, выхватив блеснувшие шашки, понеслись в атаку.
В пальцах левой руки были зажаты поводья, а клинок с легким свистом рассекал встречный ветер. В полумраке задвигались еще более темные фигуры немцев, залопотавших на своем языке. Поручик пустил коня во весь опор. Полыхнули вспышки выстрелов. Позади слышался топот копыт. Как это бывало, в такие моменты Голицын ощущал, что он с конем превращается в одно целое.