Налейте бокалы, раздайте патроны!
Шрифт:
— Руби их! Бей!
Нападение было столь внезапным, что охрана ничего предпринять не успела. Кони, скача вдоль рельсов, всхрапывая, цокали копытами по гравию, перескакивали через канаву, заполненную водой, в сумерках казавшуюся совсем черной, и устремлялись вперед, к составу. Впереди гортанно на чужом языке закричали люди. У состава всполошенно бегали немцы в серо-синих мундирах. Ветер пел в ушах.
— Опомнились, да поздно! — прокричал слева Чесевич.
Поручик направил коня к ближайшему немцу. Тот с перекошенным от страха лицом, сорвав с
Неподалеку Иевлев, разогнувшись, привстав на стременах, занес шашку над головой немца, пробовавшего защититься выставленной горизонтально винтовкой. Лязг металла, короткий вскрик свидетельствовали, что сабля офицера и в этот раз нашла жертву.
Офицеры рубили германцев, потерявших всякое самообладание и теперь желавших только одного: спастись от неизвестно откуда взявшегося врага. Все было окончено за считаные минуты.
— Ну, как у вас? — поинтересовался поручик, подъехав к Булак-Балаховичу. Разгоряченная лошадь поводила боками, приходя в себя после скачки и схватки.
— У нас все хорошо. Никто не ушел, — ухмыльнулся корнет. — Если бы так удавалось всегда, то, думаю, никаких проблем с захватом Восточной Пруссии не было бы. Обошлись без потерь.
— Вот только меня штыком слегка оцарапало, — морщась, проговорил Белый.
Впервые за все время существования этого маленького, затерянного в густой сети германских железных дорог полустанка здесь оказались русские кавалеристы. Причем оказались не просто так, а полными хозяевами положения.
— Смотрите, поручик, — кивнул Чесевич на станционную стену. — Да тут просто художественная выставка!
— Да уж, — протянул Голицын, вглядываясь в «художества». — Есть на что посмотреть.
На стене висели красочные плакаты, изображавшие чудовищ звероподобной наружности. На одном из них «русские» гнались с окровавленными ножами за дряхлым стариком. На его лице отображался смертельный ужас и понимание того, что ковылять ему оставалось всего пару шагов. На втором плакате какие-то дегенераты поджигали немецкий город. Глаза у них светились, как у вампиров ночью, с клыков стекала кровь, а под картинкой стояла подпись: «Берегись русских убийц».
— Все понятно. А вот теперь пора ознакомиться с содержимым этого вагончика, — кивнул Голицын на металлическую коробку, стоявшую на рельсах. Вагон, правда, ничем особым от других не отличался.
Иевлев сорвал пломбу, с усилием откатив вправо вагонную дверь. Кавалеристы влезли внутрь.
— Забавно, господа! — произнес Чесевич. — Своебразные находки.
— Интересно, интересно, — бормотал Алексеев, — мне это напоминает конструктор, который я складывал в детстве. Была у меня, знаете, целая коробка деталей, из которых в разной последовательности и порядке можно было сложить то одно, то другое.
— А знаете, вы недалеки от истины, — задумчиво произнес поручик, трогая странные деревянные конструкции, окрашенные в металлический цвет, аккуратно сложенные и упакованные в вагоне.
Не надо было быть медиумом,
— Вот такой, значит, подарочек они нам приготовили, — хмыкнул корнет, глядя на «конструктор». — Ну что ж, я оценил. Поиграемся с тевтонами по полной программе.
Тем временем поручик присел у дверей вагона, свесив ноги, и при свете фонаря внимательно читал взятые у охраны и теперь уже совершенно ненужные ей документы. Все было составлено с истинно немецкой точностью, так что никаких сомнений после прочтения не оставалось. Из бумаг совершенно ясно выходило, что вагон должен следовать в том самом направлении, где якобы и находится танк. Куда, собственно говоря, и направлялась группа прапорщика.
— Так точно, это же то самое место, о котором из штаба прапорщику сообщили по беспроволочному телеграфу, — ответил Голицыну унтер.
Кстати, и на шнапс, и на муляж танка документы были подписаны начштаба Мольтке-младшим. Час от часу не легче! Голицын потер лоб. Положение становилось совсем уж нехорошим.
Тем временем Булак-Балахович вывел на перрон плененных машиниста, механика и кочегара паровоза. Все сходилось — вагоны действительно должны следовать в том самом направлении.
— Ну, что там, Шестаков? — задрав голову, поинтересовался Иевлев у унтера, залезшего на цистерну. — Что в цистерне?
— Сейчас… сейчас, — бормотал тот, возясь с замком.
Несколько секунд унтер молчал, исследуя содержимое цистерны, затем возбужденно воскликнул:
— Шнапс! Да тут шнапс, ваше благородие! Ей-богу!
— Германцы везли его в действующую армию, — прокомментировал стоящий рядом хорунжий. — У них же выдают каждодневную порцию шнапса для поддержания духа солдат Великой Германии.
Унтер продолжал воодушевленно восклицать, радуясь, как ребенок, и причмокивая языком от удовольствия.
— Каждому свое, — ухмыльнулся корнет восторженным возгласам Шестакова. — Кому-то войну выиграть, кому-то танк найти, а кто-то безгранично счастлив оказаться обладателем цистерны со шнапсом.
— Меня, корнет, сейчас волнует второй из упомянутых вами пунктов, — задумчиво произнес поручик. — Наше дело, как вы уже сами отметили, — найти танк. Из всего увиденного и прочитанного неопровержимо следует то…
— Что германцы хотят устроить ловушку, — закончил фразу Булак-Балахович.
— Вот именно. Поэтому вы пока здесь разберитесь, а я отправлю почту.
Голицын, сидя на лавочке, торопливо написал донесение. Извлекая второго голубя, поручик с теплотой подумал об этих удивительных крылатых созданиях, приносящих такую пользу человеку. Белый голубь — символ чистоты и мира теперь служил войне. Парадокс! Да, определенно все смешалось в этом мире. Офицер проделал уже знакомую операцию по снабжению крылатого создания текстовым сообщением и отпустил его.
Закончив с этим делом, поручик вернулся к своим товарищам.
— Да, но что делать дальше? — рассуждал корнет. — Ведь прапорщик купился на провокацию!