Наложница фараона
Шрифт:
И сколько прошло времени, она не знала, не могла бы определить, да и не думала она об этом. Но вдруг снова забрезжил слабый свет. Но это был другой свет, не сулил он ей страшное для нее возвращение назад, но какой-то неведомый путь вперед. И она кинулась вперед, протянув руки навстречу слабому свету.
Запахло давно забытыми, словно из другой (да так и было: из другой, из прежней, из прошлой жизни), да, из другой жизни потянуло давно забытыми запахами разогревшейся на летнем солнце, светлой, разных оттенков зеленого, древесной и кустарниковой листвы. Девочка словно бы очнулась. Значит, она не так уж долго
И была еще одна отпертая дверь. И девочка вышла из нее. Увидела солнце, свет и зелень, деревья и траву. И дикие пчелы жужжали в цветах шиповника.
Она немного прошла вперед и остановилась. После обернулась и посмотрела назад. Но ничего там не было. И, может быть, и никогда не было. Не было ни дворца, ни высокой башни, и отца ее не было, и кормилицы козы не было. А, может быть, не было и ее пятнадцатилетия, и совсем не было ничего такого, что зовется этим словом: «время». И она теперь будет всегда. В этом светлом летнем лесу ей будет хорошо. Ей больше ничего не нужно.
И она стала медлительно бродить, вдыхая чистый сладкий воздух, рассматривая дикие лесные цветы, летящих и ползущих лесных насекомых, и стелющиеся и тянущиеся вверх травинки…
Но вот ей показалось, что и здесь, среди светлого теплого дня, подстерегают ее, хотят погнаться, хотят овладеть ею… Но кто? Или (что еще страшнее) — что? Что за силы?..
Ей показалось, что уже и погнались, уже спасаться ей надо. И опять она побежала, заметалась.
И будто увидела того всадника в железных золоченых доспехах. И он будто хотел причинить ей какое-то зло. И она бросилась бежать, а он тогда исчез.
И теперь уже и никто не гнался за ней. Но она очень устала. Руки дрожали и ноги подгибались. Она села на траву.
Вокруг был все тот же, будто бесконечный, теплый и светлый день летний. Она сидела на траве, отдыхала, и ей полегчало. Она вспомнила всадника, но уже больше не боялась; она знала, что он не вернется. После вспомнила, как давно когда-то, в прошлой давней ее жизни, почти незапамятной, этот всадник испугался козы. Это все так давно было, и было нестрашно совсем. Не хотелось туда возвращаться, да теперь и невозможно было вернуться туда. И, пожалуй, и вспоминать ей особенно и не хотелось. Но было нестрашно вспоминать. И она засмеялась.
И вдруг смутно вспомнилось какое-то ощущение теплоты. Мягкое такое ощущение, такое хорошее. Было ли оно прежде? Когда она это ощущение испытала? Почему? Или ей сейчас лишь чудится, будто это ощущение было испытано ею? Но она не могла определить, узнать. Встала и пошла дальше.
Опять шла долго. И стало темнеть. И она вспомнила, с каким радостным нетерпением ждала, когда же закатится солнце. Ведь ей должно было исполниться пятнадцать лет, и жизнь ее должна была измениться. И ведь жизнь изменилась. Разве нет? Разве это прежняя жизнь? А почему кажется, что нет, жизнь еще не изменилась. Да, это не прежняя жизнь, но нет, жизнь еще только должна измениться…
Небо краснеет. Солнце скоро должно закатиться…
Она все шла и шла. И вот наконец закатилось солнце. И еще быстрее стало темнеть. Но ей не стало
Уже совсем стемнело. Она шла по темному лесу. Были в этой лесной темноте ночные огоньки. Может быть, болото было там, и от болота они появлялись, но ей не было страшно. Ей только удобно было идти, потому что ночные лесные огоньки освещали ей дорогу. Путались лесные тропы, но она легко переходила с одной тропы на другую, и не было страха, что она может заблудиться.
Но вот совсем рядом с ней вдруг раздались шаги. И снова она не испугалась. Она знала, что это мужские шаги; знала, что мужских шагов надо бояться, они сулят несвободу; но этих шагов (она знала) бояться не надо было.
Она повернула голову и посмотрела на идущего рядом с ней. Он был в шерстяной серой одежде. Пожалуй, и его можно было бояться. Всех мужчин можно было и надо было бояться, и всех женщин, и всех их детей, и всех людей. Но в этом человеке она ощущала какую-то близость к ней, и она его не боялась. Она не видела его лица, и не пыталась разглядеть, и не хотела разглядывать, и не боялась его.
Но ей захотелось заговорить с ним. И она с ним заговорила.
Она почему-то знала, как надо говорить, и заговорила, как надо. Или ей только чудилось, казалось, будто она говорит, как надо?..
— Кто вы? — спросила она.
— Я близкий тебе, — ответил он мягко.
Ей понравился его голос. Но в этом слове «близкий» она почувствовала что-то пугающее; что-то ее пугало в этом слове, что-то грозило ей из этого слова.
— Я и сама не знаю, хочу ли я иметь близких, — задумчиво сказала она. — Мне вдруг показалось, что в близких есть нечто страшное. Близкие — ведь это несвобода… — она не договорила, и было неясно, хотела она спросить, или же хотела утвердить свою высказанную мысль.
— Да, близкие могут быть несвободой, — согласился он. — Но только не я для тебя.
— О! — ей стало радостно. И тотчас она вспомнила, что уже испытывала подобное радостное чувство. Тогда, в тот день, когда ей должно было исполниться пятнадцать лет. Радостное чувство жажды и предвкушения перемен… Но почему кажется сейчас, будто это было совсем давно? Ведь прошло всего… Да, одна ночь и один день. И наступила еще одна ночь. И пятнадцать лет ей тогда исполнилось. И вот жизнь ее начинает изменяться… — О! — воскликнула она. — Я счастлива. Наконец-то моя жизнь начнет изменяться. Прошло всего… Да, одна ночь и один день. И наступила еще одна ночь… Совсем немного… Но я была так нетерпелива. И я так устала от этого своего нетерпения. И мне теперь почти все равно. Я так устала. Мне даже кажется, будто все пришло слишком поздно. Я так устала… Но нет, все равно я счастлива. И я благодарна вам… Ведь это благодаря вам переменяется моя жизнь…
Она почувствовала, что он слушает ее внимательно. Тогда собственные слова показались ей несвязными, и она смутилась. Но ей легко говорить с ним.
— Простите меня, я чувствую, что говорю несвязно. Мне легко с вами, потому я легко признаюсь вам в этом. Но мне так не хочется, чтобы вы подумали, будто я глупа…
— Я не думаю так. Я знаю, как сильно ты устала…
— Благодарю вас…
— Ты хотела бы отдохнуть?
Голос его оставался мягким и добрым, но почему-то ей сделалось страшно. Однако она по-прежнему могла свободно и легко говорить с ним.