Наложница фараона
Шрифт:
Кажется, отец рад был, что побудет с сыном вдвоем.
— Иди, иди к печке, — отец легонько подтолкнул Андреаса в спину, тот сделал несколько шагов к большой изразцовой печи.
Приятным жаром веяло от голубоватых узорных изразцов. Андреас протянул руки.
— Хорошо! — проговорил Андреас. — Вот сейчас совсем согреюсь…
Отец отодвинул стул от стола, присел и смотрел на сына с восхищением и умилением.
Андреас почувствовал этот взгляд, повернул голову и, в свой черед, посмотрел через плечо на отца с улыбкой, доброй, дружеской и немного насмешливой. Андреасу вовсе не хотелось, чтобы
Но, увидев эту его улыбку, отец потер пальцами внезапно заслезившиеся глаза.
— Я так виноват перед тобой, — проговорил он дрожащим голосом.
— Не надо, не надо, прошу тебя, — остановил его Андреас ласково. — Все у нас хорошо, я здоров и счастлив, слава Богу, и люблю тебя. Вот и все! — Андреас еще улыбнулся.
Отец вздохнул. Он почувствовал, что сыну не хочется слушать эти запоздалые оправдания и просьбы о прощении. Хотелось просить прощения, хотелось покаяться, но еще больше хотелось угождать сыну, доставить ему хоть какую-то радость. И Элиас Франк смущенно замолчал, не зная, что говорить.
Андреасу сделалось жаль отца.
— А помнишь, ты мне подарил серебряный кораблик? Он у меня еще цел. Хорошая работа, красивая.
— Да, я знаю, ты умеешь отличить хорошую работу. В городе говорят, что такого мастера, как ты, нигде нет!
— Если ты меня будешь кормить одними похвалами, я умру от голода!
— Садись же, скорее садись за стол!..
Они весело пообедали. Андреасу даже стало приятно вот так вдвоем сидеть с отцом. Видеть жену отца и ее дочь Андреасу вовсе не хотелось.
После обеда они пересели к печке, щелкали орехи и запивали сладким вином. Отец сказал Андреасу, что кое-что скопил за все эти годы, и теперь хотел бы сделать сыну подарок на свадьбу.
— Какой подарок? Не надо мне ничего… — вяло возразил немного разомлевший от сытной еды и вина молодой человек.
Андреас сидел на стуле, чуть развалясь; одну руку, согнутую в локте, закинул на спинку стула, другой рукой небрежно катал по колену орех.
— Не обижай меня, — тихо попросил отец.
— Нет, нет, — Андреас постарался стряхнуть это уже давившее его оцепенение полусна. — Я не обижу тебя. Я приму подарок…
— Прекрасно! — отец радостно заулыбался. — Подожди, я сейчас вернусь…
Он и вправду вернулся быстро. И снова уселся рядом с сыном. Выглядел он очень довольным.
— Вот, — отец протянул сыну темный бархатный футляр, — это для твоей невесты.
Андреас понял, что отец дарит какие-то женские украшения. Юноше стало интересно, хорошо ли они сделаны, и как сделаны, какие они. Он осторожно дернул шнурок и вынул из футляра красивые серьги, начал рассматривать их. Серьги были большие, золотые, с эмалью, смарагдами, жемчугом и рубинами. Камни и золото показались Андреасу хороши, но саму работу он все же нашел грубоватой. Однако это был прекрасный дорогой подарок.
— Благодарю! — Андреас посмотрел на отца весело смеющимися глазами, чуть склонив набок темно-кудрявую голову.
— Конечно, это и рядом не лежало с твоей работой, но камни и золото, по-моему, хороши, — заговорил Элиас Франк оживленно.
Андреасу понравилось, что отец по достоинству ценит его работу.
— Ты
— Они твои! — продолжал отец все так же оживленно, довольный тем, что угодил сыну. — Думаю, если над этим золотом и над этими камнями поработают твои руки, цены всему этому не будет!
— Откуда у тебя эти серьги? — рассеянно спросил Андреас. — Это не наша работа. У нас в городе такую эмаль на скани делают гораздо тоньше.
— Я давно когда-то купил их, — отец мотнул головой. — Уже и не помню, где.
— Молодость у тебя веселая была, ты много видел, — заметил задумчиво Андреас. — Вот рассказал бы мне как-нибудь…
Впрочем, он не мог бы сказать, что испытывает такое уж сильное желание послушать рассказ отца о приключениях уже далекой молодости. Пожалуй, Андреас это сказал просто так, чтобы сказать что-нибудь, потому что хотелось что-нибудь сказать.
— Я другое тебе хотел сказать, — серьезно заговорил отец и наклонился к печи пониже, Андреас теперь не мог видеть его лицо. — Я на тебя переписал часть своего имущества, ну и деньги соответственно… Нет, не говори, что тебе ничего не нужно, — отец повел рукой в широком рукаве халата. — Ведь ты мой единственный сын, я люблю тебя. Сестры твои уже свою долю получили. Я об одном хотел тебя попросить: пригласи меня на свадьбу. Пусть у тебя на свадьбе, как положено, будут мать и отец. И позволь мне преподнести тебе на свадьбу дарственную на имущество и деньги. Пусть люди знают, что я не обездолил единственного сына. Ты вправе осуждать меня за суетность; если тебе неприятно то, о чем я прошу, тогда возьми дарственную сейчас. Я хочу искренне, чтобы твоя свадьба стала радостью для тебя; и если тебе неприятен будет мой приход, можешь откровенно сказать мне…
Андреас по-прежнему не мог видеть глаза своего отца. В сущности, Андреас не мог сказать, что ему очень хочется, чтобы отец являлся на его свадьбу и торжественно, при людях, наделял бы его имуществом и деньгами. Но в то же время Андреас не мог сказать, что ему совсем уж не хочется этого, что ему было бы это неприятно…
— Я ничего не имею против, — чуть растягивая слова, заговорил Андреас, — но мама… Ты уверен, что это не испортит ей праздник?
Произнеся «праздник», Андреас на мгновение понял и ощутил с беспощадной ясностью, что его свадьба вовсе не будет праздником для его матери. Но он не хотел об этом думать. Он знал, что подобные мысли погрузят его снова в эту глубину странностей и чудачеств, из которой он едва сумел вынырнуть; а, например, Гирш Раббани до конца своей жизни будет, наверное, барахтаться в этой глубине… Голос отца, громкий и оживленный, отвлек Андреаса. Андреас вздохнул с облегчением.
— Нет, нет! — горячо говорил отец. — Поверь, я знаю характер твоей матери; она порадуется тому, что у тебя на свадьбе будут присутствовать и мать и отец, и тому, что я не обездолил тебя!..
Снова промелькнула каверзная мысль о том, что мать прежде всего не порадуется самой свадьбе. Но Андреас отогнал эту мысль, резко мотнув головой. Он не хотел, чтобы мысль эта развилась и начала бы грызть, точить его сознание…
— Думаю, ты прав, — сказал Андреас. — Хорошо! Стало быть, я пригласил тебя на свадьбу и пусть все увидят, что ты не обездолил меня.