Наложница особых кровей
Шрифт:
Я пригубила бодрящего и-рьёна; Нелла продолжала рассказывать о жизни правящей семьи: когда царь Эйл отбыл по делам, его жена Лавэна сразу отправила эллиди в Малый дворец с глаз долой – царица всегда так поступает, когда остается главной во дворце, и Нарина каждый раз ядом исходит.
— …Нарине скоро сотка стукнет, — продолжила Нелла, — и она начинает загоняться по уходящей молодости. Она ведь из простых, у нее никаких особых сил, поэтому уже видно становится, что не юница.
— Бедные наложницы, которых она отобрала…
— Выпьем за несчастных! — снова
Разговор так и тек, пока крошка-Эйл не начал капризничать; к тому времени мы объелись сладкого и напились и-рьёна. А вечером Знающая доложила мне, что других наложниц Нарина весь день гоняла, давая бессмысленные задания.
— Вас она не тронет, побоится, — заключила Знающая, — ведь вы принадлежите Регнану.
— Принадлежать ему – счастье, — не удержалась я, но женщина сарказма в моих словах не уловила.
— Да, госпожа. Надеюсь, любовь царевича скоро принесет свои плоды!
Я что-то ответила, а сама подумала: сколько можно пугать меня беременностью? Вам надо – вы и беременейте, радуйте своего гребаного царевича и всю гребаную правящую семью!
Следующим утром я, как и было условлено, наведалась на кухню, чтобы напечь вместе с другими наложницами благотворительных пирожных, но помогать пришли всего две девушки, которых Нарина сочла недостойными, чтобы прислуживать ей и ее детям. Мы пробыли на кухне большую часть дня: сами заляпались и все вокруг заляпали; устали и забыли пообедать, но остались очень довольны результатами своего труда. Пирожные в виде капелек или жемчужин с в меру сладким кремом мы разложили по коробкам, каждую коробку расписали пожеланиями и, выбрав самую большую детскую больницу Рула, отправили туда пирожные.
Но пирожные так и не добрались до пункта назначения… Поздно вечером, когда я уже принимала ванну, ко мне прибыли люди от Нарины и приказали немедленно явиться к эллиди. Мне не позволили даже надеть платье, так и вывели прямо в пеньюаре на голое тело, мокрую, в коридоры, и привели к своей госпоже.
Она восседала на диване в центре своих покоев, откинувшись на подушки, и полумрак превращал ее в зловещее создание, сотканное из теней и углов. На полу у дивана сидели ее дочки – тихие-тихие, а у окна, в вальяжной позе, стоял царевич Тринтан, явно наслаждающийся тем, сколько вокруг наложниц, вынужденных ему служить.
Этот Тринтан и на меня уставился так, словно я здесь для того, чтобы его радовать.
Я поклонилась эллиди, как того требуют правила. Мне было холодно, душно и неприятно: атмосфера в покоях царит та еще…
— Что ты себе позволяешь? — возмущенно вопросила Нарина. — Какие еще благотворительные акции? Ты просто наложница и не можешь ничего никуда отправлять от лица Высокого двора!
— Я получила на это разрешение, эллиди, — ответила я ровно.
— От кого? Только я могу дать такое разрешение! Ты должна была спросить у меня! Неслыханная наглость! Я понимаю, что тебе, дикарке-землянке, невдомек, что такое честь и правила, но здесь ты научишься правильному поведению!
— Да, эллиди, — так же ровно ответила
— И как ты посмела заявиться ко мне в таком виде?
О, Звезды, даруйте мне терпения!
— Извините, эллиди.
— Это просто отвратительно! Моим девочкам противно смотреть на твои телеса!
«Зато твой мальчик очень заинтересован в моих телесах», — подумала я, ощущая, как жрет меня взглядом Тринтан, хотя, в сущности, пеньюар на мне довольно плотный и длинный. Но пеньюар – это все же пеньюар…
— Я не оставлю это просто так, — продолжила Нарина, — ты будешь наказана. Не смей покидать свои покои, займись делом – сшей себе платье, скромное и подобающее твоему положению.
— Извините, эллиди, — проговорила я невинным тоном, — но я не могу выполнить ваше повеление, потому что эллиди Нелла велела мне быть при ней и прислуживать.
— Я главная! — рявкнула Нарина так, что ее дочки вздрогнули. — Я – главная! Ты что, так тупа, что не может понять этого сразу?
Я не стала ничего отвечать, просто посмотрела в глаза женщины. Трое детей, сто лет – кажется, ее шарахнул кризис среднего возраста, и каждая новая девушка вокруг вызывает у нее лютое раздражение. Чем она занята? Чем она живет? Если вся ее жизнь – угождение царю Эйлу, то она уже проиграла, потому что он бабник, а вокруг сто-о-олько красивых юниц…
Найди новый смысл, Нарина. Или смирись, что ты просто наложница Эйла, одна из многих. Успокойся. Дыши ровно. Отдохни и дай отдохнуть своим детям.
— Пошла вон, — тихо выговорила Нарина, и я, поклонившись, пошла к дверям.
То, что я сейчас сделала, законами Союза запрещено. Эмпатическое воздействие – тяжкое преступление, но если бы я не вмешалась, Нарина бы впала в истерику. На лбу выступил пот, узел волос распался, и я откинула короткие передние пряди с лица; мне было не очень хорошо, даже затошнило от применения силы.
— Не бойся, — раздалось позади.
Обернувшись, я увидела царевича Тринтана. Юнец, улыбнувшись, медленно подошел ко мне; его сердце колотилось быстро, кровь огнем пульсировала по венам. Все ясно – мальчишке понравилось недавняя сцена, понравилась Дэра в пеньюаре…
— Никто тебя не тронет, — хрипло добавил царевич.
— Разумеется, — ледяным тоном ответила я. — Царевич Регнан убьет любого, кто меня тронет.
Наверное, я была не слишком почтительна с царевичем, а еще совсем забыла об обязательных поклонах. Ну и черт с ними! Расправив плечи, я ушла к себе.
К счастью, больше Нарина меня к себе не вызывала, да и я старалась не пересекаться с ней, проводила время либо у себя, читая книги, либо с Неллой – мне нравилось нянчиться с маленьким Эйлом. Как-то, когда я пришла к эллиди, у нее в покоях сидел Эвен, семилетний царевич, единственный в семье светловолосый. Я поклонилась мальчику, и он, посмотрев на меня серьезными серыми глазами, отвернулся. Тоненький, изящный, с правильными чертами, он выглядит как эльф – то есть как типичный лирианец, но я не увидела в нем силы.