Нам нельзя
Шрифт:
Он хмыкает и открывает настежь окно, впуская в кабинет морозный зимний воздух. Пошарив по карманам, достаёт оттуда пачку сигарет и зажигалку.
— Ты зачем полез на неё, Глеб? — спрашивает Лёха спокойным тоном, глубоко затягиваясь и выдыхая дым. — Она же девчонка совсем.
— Ей двадцать.
— Я знаю, сколько лет моей дочери. Но тебе-то почти сорок! Чем ты думал, я не пойму? Молодых девок мало? Полно — бери любую!
— Она особенная для меня.
— Правда, что ли? — нервно смеётся он, делая очередную затяжку. — Для меня Ника тоже особенная! Я когда узнал о том,
Он выбрасывает окурок в окно, закрывает его и опускает руки в карманы брюк. Поворачивается ко мне лицом и неприятно кривится, словно ему тошно меня видеть.
— Если ты думаешь, что после этих слов я благословлю ваши отношения, — не дождёшься, Глеб. Я не воспринимаю вас как пару. Не воспринимаю тебя как мужчину моей любимой дочери. Это просто, блядь, сюр какой-то! В двадцать лет ещё мозги не встали на место! Она поиграет в любовь и остынет. Тебе ли не знать, Воронцов! Умный был в свой двадцатник? Молодой, зелёный, прыгал с одной бабы на другую. И я бы прыгал, но так получилось, что Марина забеременела, и я пыхтел сутками на стройках, чтобы вырастить свою дочь в нормальных условиях. Не для тебя вырастить.
— Я дам ей всё и даже больше, можешь не волноваться по этому поводу. Она пойдёт учиться в тот вуз, который выберет сама, будет заниматься любимым делом и жить с тем человеком, которого любит, а не с тем, кого предлагает ей папа.
— Папа плохого не посоветует. С Ромой она жила бы как у Христа за пазухой!
Он опускается в высокое кожаное кресло, и барабанит пальцами по подлокотникам.
— Ника говорила, что ты в командировке. Не думал о том, что ты не всегда таким всесильным будешь? Например, террористы подорвут на мине, без рук, без ног останешься, прикованным к постели. Это риски, а моей дочери нужна спокойная безмятежная жизнь.
— Осталось чуть меньше трёх месяцев, и я вернусь за Вероникой. Уйду со службы. Заберу её в Москву.
Он иронично выгибает бровь и улыбается.
— Это мы ещё посмотрим, Глеб. Три месяца — приличный срок. За это время всякое может случиться.
Я выхожу из офиса и тут же вызываю такси. Раздражения нет, злости тоже. Мы ни к чему не пришли, не договорились полюбовно. Я обозначил свои серьёзные намерения, а Крылов всё так же считает, что я не пара для его дочери. Возможно, со временем он смирится. Мне важно только одно — чтобы её не обижали, пока меня не будет в городе.
Меня потряхивает от нетерпения и ожидания встречи с Никой. Совершенно не волнуют ни похеренная дружба с Крыловым, ни его угрозы и скептические ухмылки. Я принял для себя решение, Ника тоже выбрала меня. Нам вместе хорошо. Прекрасно.
Не попробуешь — не узнаешь. Не попробуешь — всю жизнь потом жалеть будешь.
Я открываю дверь ключом и оказываюсь в своей квартире. Здесь тепло и нигде не горит свет, только в гостиной работает телевизор. И пахнет чем-то по-домашнему съедобным. Я наконец вспоминаю, что давно не ел. Словно по команде сводит желудок, но отпускает, когда я слышу тихие крадущиеся шаги.
Я зажигаю свет в прихожей и снимаю с себя обувь. С улыбкой смотрю на Нику без макияжа и с собранными в небрежный
— Это ты? Глеб, это правда ты? Боже, я не верю.
Глава 43
Я ничего не отвечаю, только к себе её притягиваю и целую. Маленькая, хрупкая, тонкая.
Ника всхлипывает, встаёт на носочки и приоткрывает свой пухлый рот, позволяя моему языку в него протолкнуться.
Охрененное чувство, когда она именно так меня встречает. С сильной отдачей, со всей своей нежностью и лаской. У меня при этом в венах закипает кровь и ускоренно барабанит сердце.
Целую её жадно, нетерпеливо, одичало. Я успел соскучиться за то время, что мы не виделись, и будто не десять дней прошло, а как минимум годы. Блядь, каким я был придурком, когда соглашался на временные отношения. Всю её себе хочу. Никому не позволю тронуть.
Наш поцелуй вперемешку со слезами. Я останавливаюсь, обхватываю ладонями её щёки и внимательно смотрю в блестящие зелёные глаза. Ресницы мокрые, подбородок дрожит.
— Ну ты чего, мелкая?
— Глеб, ты надолго приехал? — спрашивает она шёпотом.
— На два дня. Послезавтра утром у меня самолёт.
В её глазах столько тоски, что мне от этого взгляда всё вокруг крушить хочется. Впереди три месяца грёбаной командировки. Ника ещё не знает об этом — надо будет выбрать удобный момент и сказать. Всего девяносто дней службы, где не всегда есть связь и ловит интернет. Как-то не вовремя в голову лезут слова Крылова о том, что за это время всякое может случиться. Она девочка молодая, влюбчивая... Чёрт.
К счастью, Ника быстро с собой справляется — расстёгивает мою куртку, начинает гладить шею и грудь, прижимается губами к моей коже. Она понимает, что времени мало, а нам очень много хочется успеть.
Ника пробирается к брюкам, пытается справиться с пряжкой ремня. Напряжённо пыхтит при этом и негромко ругается. Я беру её за запястья и мягко от себя отстраняю.
— Тише-тише, Ник. Я сам. Сейчас в душ забегу, а потом продолжим.
— Не надо в душ…
— Ты чистенькая и так охуенно пахнешь, а я девять часов провёл в дороге. От меня разит, как от бомжа.
— Зато ты в форме, и меня это заводит! — она смеётся, но всё же отступает в сторону, позволяя пройти в ванную комнату.
Я стягиваю с себя рабочую одежду, забираюсь в душ и намыливаю тело мочалкой. Сам понимаю, что ужасно тороплюсь, но возбуждение такое сильное, что не спадает даже тогда, когда я включаю холодную воду и пытаюсь отрезвить себя.
Обмотав бёдра полотенцем, я выхожу из ванной комнаты и вижу перед собой Нику. У меня глаза на лоб лезут, потому что она ждёт меня прямо в коридоре... полностью раздетая, только прикрывает ладонями лобок. Хрупкие плечи, небольшая упругая грудь с торчащими розовыми сосками и нежная матовая кожа. С ней надо осторожно, держать себя под контролем, чтобы синяки не оставить.