Нам нельзя
Шрифт:
— Надо почаще отпускать тебя к подружкам, — произносит Глеб, слегка отстранившись и заглядывая мне глаза. – Ты просто охренеть какая горячая, когда пьяненькая.
Я глупо хихикаю и с его помощью забираюсь в машину. Воронцов сосредоточенно пристёгивает ремень безопасности, а я в открытую им любуюсь. Красивый, высокий и притягательный. С трудом сдерживаю себя, чтобы ещё раз не полезть к нему целоваться.
— Как всё прошло?
— Отлично! Напились, натанцевались. Янка даже плакала у меня на плече…
— Мило, — хмыкает Глеб.
— Ты ничего не понимаешь в женской
— Здесь не хватает вставки из «Бригады», — усмехается Воронцов.
Я делаю вид, что злюсь, и отворачиваюсь к окну. На самом деле это не так. Я просто в последний раз провожаю взглядом ночной город, который покину уже завтра. Чемоданы собраны, меня здесь больше ничего не держит.
Глеб опускает тёплую ладонь на мою ногу. Сдавливает, поглаживает. Становится горячо и приятно. Он скользит ладонью выше, пробирается под платье и доходит почти до кружева белья. Чувства обостряются, я непроизвольно развожу ноги шире, позволяя себя коснуться и завершить то, что он запланировал.
Воронцов касается меня сквозь трусики. Уверенно ведёт машину и смотрит на дорогу, но при этом негромко ругается и надавливает на пульсирующий бугорок. Протяжный стон вырывается из моей груди, а соски твердеют и сладко ноют. Если бы не выпитые коктейли, я точно дотерпела бы до дома, но не сейчас.
Сдвинув в сторону тонкую полоску белья, он проникает в меня пальцами.
— Охуенная, — выносит вердикт и толкается в меня с новой силой.
Я вжимаюсь в сиденье и часто дышу. Его движения плавные и будто дразнящие. Когда мне кажется, что Глеб вот-вот приведёт меня к разрядке, он только коварно усмехается и сбавляет темп.
— Пожалуйста, — прошу его, вцепившись в руку. — Мы можем где-нибудь остановиться?
Воронцов поворачивается в мою сторону, и его полыхающий взгляд сжигает меня дотла. Он тоже хочет. Здесь и сейчас. Достаточно коснуться его ширинки, чтобы в этом убедиться.
Автомобиль сворачивает вправо, минует заброшенную обувную фабрику и проезжает в широкую арку. Здесь темно и ничего не видно вокруг. Старый двор, непримечательная пятиэтажка. Именно то, что нам сейчас нужно.
Перебросив ногу через консоль, я сажусь на него сверху. Платье оказывается на уровне талии, а сквозь плотную ткань джинсов ощущается внушительная эрекция. Я делаю недвусмысленные движения бёдрами и опускаю руки на его плечи. Слышится звук открываемой молнии и уже через несколько секунд между складок упирается горячий член. Я сама на него насаживаюсь. Двигаюсь быстро, словно безумная. От распирающей внутри наполненности изо рта вырываются громкие стоны, которые Глеб тут же глушит поцелуями.
— Ты пиздец какая громкая, — говорит он, на секунду отрываясь от моих губ, и вновь целует. — Сейчас все жильцы хрущёвки сюда сбегутся.
В салоне автомобиля мгновенно становится жарко, а звуки и запахи, которых здесь слишком много, ещё больше распаляют и сводят с ума. Мышцы непроизвольно сжимаются, и резкий спазм внизу живота заставляет сбавить темп и сильнее впиться в плечи Воронцова. Я утыкаюсь лицом в его шею, целую, царапаюсь и даже кусаюсь, пока тело пробивают мощные волны
— Почаще носи платья, — хрипло произносит Глеб, когда всё заканчивается.
Он всё ещё во мне, а я сижу сверху и пытаюсь унять бешеное сердцебиение. Не знаю, что на меня нашло, но мне очень понравилось. Всё. И даже то, что он впервые в меня кончил.
Глеб нежно целует меня в шею и слизывает капельку пота, стекающую к ложбинке груди. Помогает мне осторожно помогает вернуться на своё место и находит в бардачке влажные салфетки. Он так заботливо меня вытирает, что к глазам тут же подбираются слёзы. Пресловутое «не заслужила» вновь атакует мою голову.
— Ты плачешь? — удивляется Глеб, приподнимая мой подбородок и заставляя посмотреть в глаза. — Что случилось, Ник? Тебе плохо? Больно? Что не так?
Его лицо становится серьёзным, а брови сдвигаются к переносице. Я не удерживаюсь и коротко целую его в губы, чтобы успокоился.
— Ничего не случилось, Глеб. Я просто безумно тебя люблю.
Мы приезжаем в аэропорт за два часа до вылета. У меня тахикардия, и постоянно кажется, что мы что-то забыли. Глеб подшучивает и крепко сжимает мою ладонь. Главное, что документы с собой, а всё остальное купим уже на месте.
Я замечаю маму и папу и будто прирастаю к полу. Сердце болезненно сжимается в грудной клетке, потому что они выглядят… грустными и обеспокоенными. Для меня их появление слишком неожиданно, ведь родители не предупредили, что приедут.
Заметив меня, мама слабо взмахивает рукой и подзывает к себе. С отцом мы ни разу нормально не поговорили с тех пор, как правда вскрылась. Я не смогла принять новость о Косте и другой женщине. Просто не смогла. Возможно, поступила эгоистично, но лицемерить и делать вид, что я всё забыла и стёрла из памяти, показалось мне неправильным.
— Подождёшь? — спрашиваю у Воронцова. — Я на секунду подойду.
— Я с тобой, — кивает он.
Глеб волнуется, что родители приехали для того, чтобы меня отговорить. Глупость какая! Меня теперь даже силой от него не оторвать, слишком плотно приросла. Не помогут ни просьбы, ни угрозы, ни ультиматумы. Я без сомнений всегда выберу своего мужчину.
Наше общение получается скованным и натянутым. Мама обнимает меня за плечи и постоянно плачет, заставляя в очередной раз почувствовать за собой вину. В какой-то момент я ловлю себя на мысли, что мне было бы спокойнее улететь, если бы я была уверена в том, что они с отцом будут вместе.
— Никуша, девочка моя, ты уверена, что хочешь в Москву?
— Мам… — качаю головой.
— Знай, что я всегда тебя приму. Если поссоритесь, сразу же возвращайся ко мне!
Я быстро перевожу тему и спрашиваю, как себя чувствует Туман. Мама всегда была против домашних животных в квартире, но к мелкому серому сорванцу испытывает особую симпатию. У меня получается переключить её внимание. Мама улыбается и рассказывает, что всю ночь Туман проспал у неё под боком.
Чуть позже отец просит меня отойти на две секунды. Я бросаю беглый взгляд на Глеба, опускаю глаза в пол и отхожу на приличное расстояние. Вокруг нас суетятся и бегают люди, а у меня на душе полный штиль.