Нам всем не хватает сказки
Шрифт:
Ник кивнул.
— Покажи.
Затем, внимательно осмотрев эту часть экипировки гостя, Анур выразительно глянул на последнего и, неодобрительно мотая головой из стороны в сторону, добавил:
— Хороша кожа, конечно. Бери их с собой. Но я тебе ещё рукавицы дам — так надёжнее будет.
Анур и Нынэля прощались скоро, украдкой, словно нехотя выставляя свои чувства напоказ. Ника женщина обнимать не стала, чем, в общем-то, не сильно его обидела, хотя почему-то мужчине и показалось на миг, что здесь, на пороге этого дома, он оставляет в её лице нечто последнее, связующее его незримыми нитями с простым и особо тёплым подобием материнской заботы.
Черту небольшого и, со слов Анура, единственного в этой местности
И потянулись километры белоснежной, искрящейся отблесками солнечных лучей, холодной пустыни. Не скрывавший весёлого расположения духа, Анур своим низким голосом говорил Нику что-то о том, что можно было бы добраться до места назначения не на снегоходах, а на самолёте или на Ми-8. Но до самолёта, совершающего свои рейсы один раз в неделю, ещё несколько дней. Да и на вертолёте для Ника, которого нужно прятать ото всех, а не выставлять на всеобщее обозрение, лучше не лететь.
— А если свободных снегоходов не окажется, — продолжал свой монолог знаток этой местности, — доберёмся на нартах.
«Какие нарты?», думал, погрузившись в себя, Ник. Но возражать или спорить не решался, благодарный уже за то, что ни Влад, ни этот малознакомый человек не оставили его.
Анур же, не замечавший подавленного настроения спутника, продолжал:
— Мы поедем, мы помчимся на оленях утром ранним, ты увидишь мир бескрайний… Помнишь эту песню, а? — прерывал он своё, не попадающее в ритм, но задорное пение вопросами. Затем, увлёкшись какими-то другими мыслями, заводил разговор о необходимых мерах предосторожности на пути: — В Каратайку заезжать не будем, нечего тебе там светиться. У моих родственников сменим транспорт. Сразу предупреждаю, что таких благ, как электричество, ни в стойбище, куда мы едем прямо сейчас, ни в месте, где я тебя оставлю, нет. Поэтому, если нужно кому-то позвонить, сделай это сейчас.
Тут Ник вспомнил, что полностью эмоционально захваченный событиями последних дней, он забыл вчера зарядить свой телефон в доме Анура. Да и кому звонить? Владу? Тот сам найдёт его, когда можно будет, а лезть к нему сейчас, когда он сам, возможно, только-только подбирается к Москве, не имеет смысла. Свете? Выслушать от неё в очередной раз какой он дебил совсем не хотелось. Можно было бы позвонить отцу или матери, но… нет. Они уже привыкли к редким его посещениям и звонкам, а вызывать нехорошие подозрения у впечатлительной матери своим, наверняка дрогнущим от волнения голосом, не хотелось. Пусть уж думают, что всё как обычно, что он занят собой.
Сашке не позвонишь уже, не попробуешь нащупать осторожно, знает ли он, что дальше делать…
А больше никому звонить и не хотелось. Слышать сейчас такие чужие весёлые или сонные голоса только проснувшихся после ночных гулянок друзей, если можно их всех так назвать, ему ни к чему. Ведь никому из них душу не откроешь. Да и нельзя сейчас. Если вообще хоть когда-нибудь станет можно.
И Ник уткнулся лбом в холодное стекло справа от себя. Пропуская мимо ушей нескончаемую болтовню Анура, он снова и снова возвращался в памяти к тем событиям и дням, когда в его голову пришла эта сумасшедшая идея. Вот Светка отчитывает его за пропущенную репетицию, грозясь уведомить Владислава о том, что это уже не в первый раз. Тут же к нему в новёхонькую квартиру, где по полу раскиданы полупрозрачные вещички двух красавиц-подруг, спящих в это время в его смятой ночными играми постели, врывается с горящими глазами Сашка. Его не получилось выставить за дверь — такой напор никак не вязался с внешним видом хлипкого и щуплого на первый взгляд друга. Тогда, указав Сашке рукой на кухню и попросив соблюдать тишину, он послал Свету, всё ещё ждущую его внятного ответа на другом конце провода.
И пока старый друг, сидя за кухонным столом, счастливо заливался трелью о
Периодически из воспоминаний его вырывали встречающиеся то близко к дороге, то на значительном расстоянии от неё, небольшие поселения, занимавшие крайне мало места в раскинувшейся вокруг бесконечно белой глуши. Те, что располагались недалеко у дороги, имели привычного деревенского вида небольшие дома. Но таких он увидел всего два. Или три, — Ник не считал. А вот те, которые стояли вдалеке от не прерывавшего своё мерное движение авто, привлекали взгляд своими конусообразными формами строений.
Сквозь пелену из безрадостных мыслей и обрывков из прошлого до сознания Ника в эти моменты долетали слова Анура, сообщавшие о том, что это чумы кочующих ненцев.
Ник так и не понял, что такого увидел в одном из подобных стойбищ его спутник, внезапно свернувший с дороги и радостно объявивший, что половина пути уже пройдена. С трудом отодвинув край рукава толстой куртки, пожалованной ему новым знакомым, Ник взглянул на часы и поразился — прошло уже несколько часов с тех пор, как они покинули Нарьян-Мар.
Их автомобиль, медленно подъезжающий к выстроенным в каком-то особом порядке чумам, не мог остаться незамеченным. Стоило только остановиться и заглушить уставший мотор, как сразу машину окружили незнакомые люди — в основном детвора, жадно всматривавшаяся в прозрачные стёкла.
«Заглядывают, будто чуда ждут», мелькнуло у Ника в мыслях. Он вышел вслед за Ануром и столкнулся уже с другими, более взрослыми жителями этого места. Это были, практически все, мужчины, одетые в странные, похожие на дублёнки объёмные одежды, расшитые или разрисованные — Ник не понял сразу — замысловатыми узорами. Правда, некоторые носили ещё более объёмные меховые шубы, и отчего-то парню казалось, что это больше похоже на то, как если бы они обмотались плотно очень широкими меховыми шкурами.
Некоторые из этих странных мужчин обнимали сердечно Анура, улыбаясь, косясь на его спутника, и размахивая руками для сопровождения своих слов, произносимых ими на непривычном и незнакомом Нику языке. Слова эти резали слух, возвращая молодого мужчину в паническое состояние неизвестности, неопределённости. Но когда эти представители северного народа подошли и к нему, то он услышал обычную русскую чистую речь, правда, с немного странным… акцентом.
Позже, когда пройдёт немного времени, Ник поймёт, что то вовсе не акцент, а особый стиль разговора — когда в предложения впускают только самые главные слова, оставляя все остальные за пределами звука, для силы воображения, живущего у каждого из них в душе. Вот так, представляя невесту, оставляют открытыми лишь её лицо да волосы, заставляя горячего жениха самому рисовать в беспокойных картинках всё то, что скрыто от глаз за толстыми мехами или летними, закрытыми одеждами.
— Да, спасибо… Рад видеть вас… Рад приветствовать… — пытался быть вежливым и внимательным Ник, пожимая ответно крепкие и сухие мужские руки.
А когда все имена уже были названы, двоюродный брат Анура пригласил их в свой чум — огромный, похожий размерами своими на небольшой, привычный нам дом, зато наружным видом своим напоминавший те далёкие времена, когда ещё мамонты топтали ногами своими эти тундровые земли. И в нос растерянному мужчине ударили странные запахи — чего-то кислого, чего-то горького, и даже немытого, разбавляемого пряным ароматом редких засушенных трав да морозным воздухом, проникавшим сюда сквозь отверстие в крыше и в широкую щель откинутого полога.