Нам здесь жить (фрагмент)
Шрифт:
Женился я во сне, что ли?!
Глядя на себя в зеркало (вид у меня был еще тот!), я понял, что ничуть не удивлюсь, если сейчас в комнату влетит сопливый оболтус и кинется ко мне на шею с воплем: "Доброе утро, папочка!"
– - Доброе утро!– - послышалось сзади.– - Как вы себя чувствуете, больной?
– - Твою д-дивизию...– - непроизвольно вырвалось у меня.
– - Что?
– - Ничего...– - я обернулся, всмотрелся.– - Добрейшее утро, Идочка!
– - Вы меня помните, больной?
– - Еще бы! Дежурная сестренка милосердия
Идочка засмущалась и шмыгнула вздернутым носиком, одергивая полы халатика.
– - Чай пить будете?– - еле слышно спросила она, забыв добавить "больной".– - А я вам все-все расскажу... вы только переоденьтесь, ладно?..
ВЗГЛЯД ИСПОДТИШКА...
Все округлости чуть круглее, чем требует нынешняя мода на женщин-мальчиков; малый рост вынуждает ее смотреть почти на любого собеседника снизу вверх, доверчиво хлопая ресницами и едва ли не заглядывая в рот -- многим это нравится, и видно, что да, многим... Волосы цвета осенней листвы собраны на затылке в узел, румянец играет на щеках, а нижняя губка капризно оттопырена, намекая на способность обидеться без повода и простить без извинений. Хочется погладить, почесать за ушком, мимоходом рассказав о чем-нибудь веселом, наверняка зная: она откликнется смехом, утирая слезы и сама стесняясь этого.
И еще: из таких получаются превосходные бабушки.
Вот она какая, сестренка милосердия Идочка...
Рассказ Идочки потряс меня до глубины души. Я даже не сразу обратил внимание, что пью жиденький чаек с белыми сухариками, в то время как сестра милосердия лопает пельмени, обильно поливая их острым кетчупом. До кетчупа ли, когда выясняешь, что без малого три дня провалялся в горячке?! Ну Фол, ну лекарь двухколесный... впрочем, он ведь честно предупреждал меня, дуролома, чтоб не пил спиртного.
– - Я из-за вас с Генрихом вдрызг разругалась, -- излагала тем временем девушка, не переставая жевать.– - Во-первых, выговорилась от души, а он этого не любит. Во-вторых, самовольно в кардиологию позвонила; в-третьих... Короче, с утра он меня уволил. Я в общежитие -- комендантша, стерва крашеная, говорит: выписывайся в двухдневный срок и шевели ножками! Потом самосвал этот, на проспекте... иду по улице, плачу, тушь потекла, не вижу ничего -- а тут рев, визг, люди какие-то кричат, и водитель кроет меня на чем свет стоит! Подбегает патруль, спрашивает, я плачу, водитель орет... смотрю -- в патруле знакомый ваш!
– - Ритка!– - догадываюсь я, незаметно воруя у разволновавшейся Идочки один пельмень.
– - Ага, он самый, Ричард Родионович... положите пельмень, вам нельзя! Ой, и мне нельзя, я и так толстая, вся в маму... Короче, друг ваш уволок меня оттуда, а когда узнал, что уволенная я, и жить мне негде, то привел к вам.
Здравствуй, Ритка, Дед Мороз! Век не забуду, благодетель!..
– - Приходим, а вы не отпираете. Ричард Родионович сильно ругаться стали, еще хуже того оглашенного
Я даже не очень заметил, что Идочка говорит о Ритке то в единственном, то во множественном числе. Выходит, вот это пухленькое наивное существо три дня подряд меняло на мне потную одежду и выносило булькающее судно! А я ее за бок, придурок...
– - Да вы не смущайтесь!– - безошибочно поняла меня добрая самаритянка.– - Я ж медработник, для меня больной -- не мужчина. До определенного момента.
– - Спасибочки на добром слове, -- буркнул я, чувствуя, что напоминаю цветом спелую помидорину.
Спас меня звонок в дверь.
Идочка помчалась открывать, а я сидел за столом, макал сухарики в кетчуп и меланхолично отправлял в рот.
До определенного момента... это до какого? Пока не помрет?
– - Олег Авраамович, это вас!– - закричала Идочка из прихожей и после некоторой паузы добавила:
– - Из прокуратуры!
Сухарь застрял у меня в горле.
2
Еще спустя минуту я выяснил, что сегодня мне везет на женщин.
Потому что гость, предполагаемый суровый представитель суровых органов, оказался представительницей. И ничуть не суровой, а очень даже милой дамочкой средних лет, одетой под стильным пальто в серый классический костюм -- узкая юбка и жакет, плюс туфли на шпильках.
Хотя на улице зима. Значит, пришла она в сапогах, а туфли эти стильные принесла с собой.
В сумочке.
Вместо пистолета, надо полагать.
– - Вы Залесский Олег Авраамович?– - на щеках у следовательши заиграли обаятельнейшие ямочки, и вопрос показался чуть ли не началом объяснения в любви.
– - Да, -- вместо меня неприязненно ответила Идочка, выглядывая из-за плеча следовательши.
Я только руками развел.
– - Я старший следователь горпрокуратуры Гизело Эра Игнатьевна. Вы разрешите присесть?
По лицу Идочки было видно: она бы ни в жизнь не разрешила.
Я указал на кресло (стоит у меня на кухне этакая развалюха в стиле ампир, еще от родителей осталась), и Эра Игнатьевна грациозно опустилась в него, закинув ногу за ногу.
Ноги у нее были -- дай бог всякому.
Прокурорские.
– - Мне бы хотелось познакомиться с вами, уважаемый Олег Авраамович, поближе. Ну и задать несколько вопросов, если вы не возражаете против неофициальной обстановки, -- Эра Игнатьевна смотрела на меня с нескрываемым интересом, который при других обстоятельствах мог бы прийтись по душе.– Впрочем, если вы настаиваете, я могу предъявить свои верительные грамоты. И даже удалиться. До поры до времени.