Нам здесь жить (фрагмент)
Шрифт:
– - Ну, я и подумал: съездим, госпожа старший следователь! "Мамай" этот только ночью открывается. Самое сейчас время...
Я взглянула на часы, покачала головой:
– - А без меня нельзя?
– - Один не пойду!– - отрезал племянничек.– - Там это... Ну... Не пойду, в общем! "Мамай" этот, он для этих... лиц...
Смеяться, конечно, не стоило, но удержаться оказалось ну никак не возможно. Дуб растерянно моргал.
– - Страшно?– - отсмеявшись, поинтересовалась я, надеясь, что он все-таки посмеется в ответ.
Но Изюмский
– - Не страшно, госпожа старший следователь. Да только, блин, стыдоба! Узнает братва, что к пидорам, извините, ходил... Да еще один. Чего ведь подумают?
Он не шутил. Вообще-то верно: в последнее время к тем, кто посещает подобные бары, в городе стали относиться чуть ли не хуже, чем к кентаврам.
– - Ладно!– - решилась я, сообразив, что этой ночью точно не засну.– Присядьте, я сейчас...
Заниматься работой обычного инспектора не хотелось, но, с другой стороны, появился шанс быстро и триумфально закончить это дерьмовое дело. Закончить -- и взяться за Молитвина всерьез.
Обещанное "сейчас" несколько затянулось. Дуб терпеливо ждал, пока я примеряла новое вечернее платье, пока пританцовывала у зеркала, пытаясь сотворить нечто пристойное из вороньего гнезда на голове. Подобные процедуры требуют полной сосредоточенности, но одна мыслишка меня все-таки не оставляла. Простая до невозможности мыслишка, очевидная, вероятно, для любого -- кроме, конечно, господина Изюмского. Все получилось очень просто. Слишком просто. Излишне...
2
"Казак Мамай" внешне выглядел неприметно: обитая бронзой дверь, врезанная прямо в стену старого пятиэтажного дома. Разве что снег у входа оказался убран, да по сторонам росли две небольшие елочки. Как говорится, голубые ели. И пили.
Дуб притормозил свой "Ауди" у тротуара, огляделся.
– - Ага, стоит!
Он кивнул на черную тень возле ближайшего подъезда.
– - Я ребят попросил потоптаться. На всякий...
Кивком одобрив его предусмотрительность, я нерешительно поглядела на вожделенную дверь.
– - А туда... всех пускают?
В ответ последовало довольное "гы!". Кажется, у дуба тоже оказалось чувство юмора.
– - Смех, да и только, госпожа старший следователь! Мужиков бесплатно, а если баба, в смысле, женщина -- то по сорок гривень с носа.
Бумажник я не захватила из принципа, и теперь ощутила некое чувство, приятно напоминающее злорадство. Впрочем, такие расходы, как правило, компенсируются. А хорошо будет выглядеть в отчете: "Посещение спецбара -сорок гривень"...
– - Фотография Кондратюка у вас?
Лицо подозреваемого оказалось не из тех, что запоминаются сразу. Я начала было по привычке составлять словесный портрет, но бросила. Узнаю как-нибудь, не в этом проблема. Проблема в другом. Все, все не так! Убийца преспокойно собирается в бар, вместо того, чтобы дрожать у алтаря, ожидая Первач-псов. А если он псов не боится, то почему не боится нас? Даже дурак поймет: нераскрытое убийство заставит все наши службы не только забегать, но и запрыгать. К тому же бар для "голубых",
– - Господин Изюмский! В целях конспирации разрешаю перейти с человеческого языка на тот, который вам ближе. Но только на время операции. Усек, братан?
"Братан" "усек" не сразу. Наконец соизволил кивнуть:
– - Так точно. Понял. Да тока, блин, хрена он там человеческий! Кто же так сейчас чешет, подруга? На тебя, блин, посмотришь -- вроде телка видная, все при тебе, а как базлать начнешь...
– - Фильтруй базар, пацан, -- в очередной раз посоветовала я.– - Я котелком звенела, когда ты, шкет, еще сопли жевал!
Он вновь хмыкнул, решив, вероятно, что старший следователь Гизело входит в роль. Не поверил. И хорошо, что не поверил...
– - Слышь, братан, а как тебя называть?
Имя-отчество его, я, конечно, забыла. Если вообще когда-нибудь знала.
– - Вованом, -- гулко вздохнул дуб.– - А ты, подруга, стало быть, Эрка?
– - Эра, -- как можно спокойнее поправила я.– - А впрочем, без разницы...
Открыть дверцу этот болван не догадался, но я обошлась и без него. Итак, "Казак Мамай". Интересно, за что этого беднягу к подобному заведению приплели?
3
Дуб решительно взялся за круглую, блестящей меди, ручку -- и замер.
– - Мне первой войти?– - подлила я масла в огонь.
В ответ прозвучало негромкое "Блин, пидоры драные!" -- и доблестный господин Изюмский от души рванул дверь. Бог весть чего он боялся. А весело было бы, встреть его за дверью трое напомаженных амбалов в кожаном прикиде и потащи раба Божьего прямиком в темный угол, как в одном старом кинофильме. Там подобное заведение, если память не изменяет, называлось "Устрица"...
Все обошлось. Никто нас не хватал, не хлопал по выступающим частям, и даже швейцар оказался самым обыкновенным: без помады и румян на физиономии. Разве что на меня посмотрели как-то странно, но это могло быть и результатом воспалившегося воображения. Через несколько минут мы уже сидели в небольшом уютном зале, почти утонувшем в темноте, вокруг играла тихая музыка, под которую еле заметно шевелились парочки -- вполне разнополые. Я начала понимать, что "Мамай" -- не из худших заведений.
По крайней мере, на первый взгляд.
Взгляд второй дал те же результаты. Официантка (официантка!) поставила нам на столик по бокалу шампанского, проворковав: "От заведения!", за шампанским последовали орешки. Я протянула руку к бокалу...
– - Ну, пидоры, блин!– - дуб заскрипел зубами и затравленно оглянулся.
– - Чего киксуешь, Вован?– - поразилась я.
– - Киксую?– - дуб перешел на шепот, наклонился.– - Ты, Эрка, глаза разуй! Видала?
Его взгляд уперся в нашу официантку, деловито направлявшуюся к стойке. Я присмотрелась, хотела переспросить, вновь всмотрелась -- и вопросы отпали. Да-а... Косметика и женский корсет творят чудеса, особенно в полутьме. Но ведь голос! Хотя...