Нам здесь жить (фрагмент)
Шрифт:
Он не шутил. Первое дело, первая удача. Грешно смеяться.
– - Завтра. Точнее, сегодня. Днем. А лучше вечером. Сядьте, Изюмский!
Он почесал затылок, но повиновался.
Я кивнула на коньяк.
– - Это для вас. Для нас. Сейчас мы выпьем, и я вам скажу спасибо. Верней, уже сказала. Будь я юной красавицей, то в благодарность шептала бы вам слова любви до утра. Но я старая баба, очень хочу спать, поэтому мы выпьем и вы отвезете меня домой. За рулем усидите?
Дуб вздохнул, наполнил рюмки.
– - Усижу. А насчет спасибо... Да чего там, Эра Игнатьевна! Сегодня я, завтра -- вы.
– -
Она показалась неимоверно тяжелой.
5
На работу я опоздала, причем вполне сознательно. Во-первых, следовало все-таки выспаться. Пугать своим видом подследственных грешно, а от недосыпа не спасает даже Анна Кашинская. А во-вторых, лишние расспросы. Городок наш, как ни крути, средненький. Средненький -- и очень спокойный. Однажды Ревенко принес сводки по Нью-Йорку и Москве. Да, вот там моим коллегам приходится туго! Кентавров, правда, не встретишь, зато все остальное! Поэтому ночная разборка в "Мамае" для нас не просто ЧП. Это -- ЧП-в-Кубе, Супер-ЧП. Значит, жди появления любопытных рож прямо посреди допроса с неизбежным идиотским: "Ну как?". Лавры и пушечный салют мне ни к чему, посему я решила отдать им на съедение господина Изюмского.
Пусть отдувается, ему с непривычки в охотку будет.
Но вышло иначе. Когда в половине одиннадцатого я переступила порог, стало ясно: никому в нашей богоспасаемой конторе нет дела до ночной стрельбы по старшему следователю Гизело. Ни шефа, ни Ревенко не оказалось на месте, дуб тоже отсутствовал, и по всему выходило, что наше ЧП -- еще не ЧП.
Все выяснилось сразу. Кентавры! Опять кентавры!
И на сей раз -- очень серьезно.
Привыкаешь ко всему. Когда я впервые увидела лохматых рокеров на стареньких мотоциклах, то и внимания не обратила. Мало ли их? Правда, меня предупредили: через несколько дней (как гласит столь любезная моим боссам теория Семенова-Зусера!) произойдет адаптация, и я действительно увижу.
Увидела. Батюшки светы!
Впрочем, это только поначалу было "батюшки светы". Привыкла. Хотя до сих пор никто и ничто не заставит меня прикоснуться к... ЭТОМУ. Расизм? Пускай. Но когда я вижу шевелящиеся колеса, растущие прямо из поясницы!..
А в целом, кенты как кенты. Вроде цыган. Цыгане катастрофу не пережили, зато кенты охотно заняли их нишу. С теми же проблемами.
На этот раз все обернулось скверно. Ночью -- в то время, когда дуб столь неудачно приглашал подозреваемого Кондратюка на танец, -- патруль подобрал на Дальней Срани двух девочек. Обеим по пятнадцать, еще школьницы. Обе были живы -- и живы до сих пор, хотя врачи на расспросы только разводят руками. Обеих изнасиловали -- страшно, беспощадно. Несчастных отправили в неотложку... и мигом прошел слух, что это сделали кенты.
О кентах болтают всякое -- порой и похуже, но сегодня...
Толпа вышла на улицы. Кентавров под рукой не оказалось, поэтому запылал райотдел милиции. Затем новый слух бросил озверевших людей к старому девятиэтажному дому, где якобы в подвале скрывалась пара кентов. Кентавров не нашли, зато начался погром...
Теперь Никанор Семенович там, и Ревенко там, и, как я поняла, мэр тоже.
Н-да, дела...
Странно: все эти годы кенты -- несмотря на их омерзительные колеса -казались мне наиболее понятными из всего, что довелось увидеть. Может, потому,
Так ли, иначе, но следовало работать. Кондратюка решила не трогать. Как выяснилось, ночью его допрашивал дуб; значит, пускай продолжает. Его добыча. А вот мордобойца Петров...
x x x
– - Госпожа старший следователь! Арестованный старший сержант Петров на допрос прибыл!
Я была права: мы с арестованным (старшим!) сержантом Петровым -- старые знакомые! Встречались в гостях на квартире Залесского! Блудливый алкаш с сальными глазками, то есть пропавший гражданин Залесский, кем-то ему приходится. Одноклассник? Да, кажется.
Голос сержанта мне не понравился. Вид тоже. Типичный жорик; или, как говорили в давние, памятные мне времена и в иных, не столь отдаленных, местах -- мент. И рожа ментовская, и вид ментовский, несмотря на отсутствие пистолета, палаша и наручников на брюхе. Не люблю ментов! Атавизм, конечно, но... Не люблю! Как вспомню этих сук... Ладно, забыть!
– - Садитесь, Петров! Значит, деремся?
Бросив недоверчивый взгляд на стул, он все-таки решился и присел. Стул выдержал, к его (да и моему) удивлению. Экий шкаф! И рожа, рожа! Подстать таракану-полковнику. Впаять бы такому лет пять... Нельзя, нельзя! А жалко!
– - Итак, гражданин Петров, прошу пояснить мне свое поведение, выразившееся в злостном сопротивлении...
Он слушал с каменной мордой, но когда я назвала соответствующие статьи УК, камень дрогнул, и я ощутила искреннее злорадство. Это тебе не девочек насиловать, сука легавая! Не по почкам бить!
Все-таки трудно сдержаться. Сдержаться, забыть, что ты уже давно не Эрка Шалашовка, не "заключенная Гизело"...
– - Итак?
Петров молчал -- как памятник Ленину на площади Свободы. Слыхала, здешняя молодежь истово спорит: кто такой Ленин? Большинство считает: писатель. То ли "Му-Му" изваял, то ли "Анну Каренину".
– - Повторяю! Гражданин Петров, признаете ли вы...
– - Да чего там! Признаю...
Разродился! Хоть бы поупрямился для виду! Ладно, сыграли в злого следователя, сыграем в доброго.
– - А вас не удивило, что ОМОН оказался на квартире гражданина Залесского?
Он задумался, напряг единственную извилину.
– - Ну!
– - Не нукайте!– - озлилась я.– - Еще не запрягли, гражданин старший сержант! Отвечайте на вопрос!
А хорошо, когда можно так говорить с жориком. Просто душа поет!
– - Так точно, удивило, госпожа старший следователь. Чего им Алик сделал-то? Мы с Аликом друзья, я его с детства знаю...
Аликом? Ну, конечно, с гражданином Залесским, любителем разглядывать женские прелести.
– - Алька в тот день едва с кровати поднялся; перенервничал, бедолага, -- сосед его, прямо на наших глазах, чуть коньки не отбросил. Ерпалыч который. То есть гражданин Молитвин. Я примчался, и Фимка примчался... да вы сами видели -- бульон принесли, апельсины...
Стоп! Какой-такой Фимка?