Намбандзин
Шрифт:
Через год с небольшим Китабатакэ Нобукацу решил нанести ответный удар, введя в провинцию Ига войско в девять тысяч человек тремя колонами через три горных перевала. В итоге нарвались на партизанскую войну. Синоби избегали генерального сражения, действовали малыми отрядами, нанося из засад внезапные удары днем и нападая ночью. Потеряв половину армии, Китабатакэ Нобукацу ушел, не солоно хлебавши. После чего за Ига взялся его биологический отец.
Ода Нобунага подошел к операции очень серьезно. Первым делом он расспросил командиров, участвовавших под командованием Китабатакэ Харумото в успешном походе в Ига, а потом своего сына и его уцелевших командиров. Затем собрал в замке Адзути на совет всех старших командиров, пригласив и меня. Дело было перед самым обедом, и в восьмиугольный
— Есть хоть что-нибудь, чего ты не знаешь?! — удивленно-насмешливо воскликнул Ода Нобунага.
— Понятия не имею, когда нас, наконец, покормят, — ответил я, развеселив собравшихся.
Обед начался где-то через полчаса, после того, как согласовали кампанию по завоеванию провинции Ига и Ода Нобунага назначил командиров на все шесть колонн, которые должны будут войти одновременно с разных сторон по шести перевалам: одна из провинции Исэ, две из Ямато и три из Кога, синоби которой, получив богатые дары, согласились не вмешиваться. В каждой было по три командира: один командовал авангардом, второй (старший) — кордебаталией и третий — арьергардом. Я напросился командиром передового отряда в ту, что будет заходить из Исэ и следовать мимо Каваи, чтобы случайно не попали под раздачу мои бывшие односельчане.
69
В нашем десятитысячном подразделении авангардом командовал Фурута Хёбу, арьергардом — Ёсида Горо, кордебаталией — кузен даймё Ода Нобудзуми, а общее руководство было на Китабатакэ Нобукацу, к которому в роли командира асигару-тэппо и советника был приставлен я. Зашли двадцать седьмого сентября тысяча пятьсот восемьдесят первого года через деревню Исэдзи, опустевшую перед нашим появлением. Ее сожгли, разграбив всё мало-мальски ценное. На всем пути небольшие группы синоби обстреливали нас из луков и аркебуз, целясь в первую очередь в командиров, и тут же убегали, прятались. При движении по ущельям на вершины обоих склонов высылались большие отряды, сгонявшие засевших в засаде врагов, благодаря чему прошли наиболее опасные места почти без потерь.
Затем разделились на три части: авангард отправился осаждать замок Танэнама, арьергард — замок Кунимияму, кордебаталия спустилась в долину Ао и занялась замком Касивао. Одна половина отряда занималась рытьем рвов и сооружением валов с частоколом, другая зачищала соседние территории. Уничтожали всё и всех, включая собак, кошек, домашнюю птицу и даже змей, лягушек и воробьев. Обычные воины уверены, что синоби могут превратиться в кого угодно. Я разместил небольшой отряд на входе в долину Каваи, чтобы защищали ее от наших. В свою очередь мои бывшие односельчане защищали воинов от своих коллег.
В первую же ночь на осаждавших напали синоби. Еще на территории провинции Исэ наши воины были проинструктированы, какие метки используют враги в темное время суток, чтобы не попасть под дружественный удар. Вечером им объявили, какой отличительный знак надо иметь на эту ночь — белую повязку на шлеме. Поэтому, когда начался налёт, каждый знал, как надо действовать, кого убивать, а кого нет. Другое дело, что не у всех получилось, как надо. Зато и у синоби всё пошло не так. Утром мы насчитали почти сотню их трупов. Если учесть, что во всей провинции около четыре тысяч активных защитников, это большая потеря.
Я спал в большом шатре Китабатакэ Нобукацу, хотя предпочел бы более спокойное место. Второй сын даймё относился ко мне с большим почтением, как к сэнсэю. Если отец любил спорить со мной, то его
Когда начался шум в лагере, даймё и его телохранители сделали все строго по инструкции. Я разместился с кинжалом в одной руке и катаной в другой у дальней от входа стенки шатра. Обычно приникают внутрь оттуда. Предполагал, что прорежут отверстие на уровне коленей и обстреляют отравленными иглами или стрелами. Немного ошибся. Разрез появился почти на уровне земли в левой от входа стенке. Кожа была твердая, прочная, поэтому совсем без шума справиться с ней не удалось. Я осторожно приблизился, приготовился ткнуть в разрез катаной. В этом момент через него в шатер закатилась, «прихрамывая», хороку — глиняная граната с носиком, из которого торчал дымящийся фитиль. Я перехватил ее до того, как ударилась о деревянную стойку-крестовину, на которой висел железный доспех даймё, покрытый фиолетовым лаком. Продолжая движение, осторожно просунул ее в разрез и резко толкнул влево, после чего упал вправо. Момент соприкосновения моего тела с татами совпал с взрывом, прозвучавшим за пределами шатра.
В дальнем конце левой стенки появилось несколько круглых отверстий от свинцовых шариков и рваных от глиняных осколков. Один из телохранителей, мужик лет двадцати семи с выражением бараньего упрямства на лице, тихо ойкнул. Соседи подхватили его под руки, на давая упасть. Я знал, что повторного нападения не будет, потому что синоби не наступают два раза на одни и те же грабли, поэтому занялся раненым, положив его на татами. Соратники сузили круг, чтобы между ними не было просветов. Свинцовый шарик, пробив кожаную защиту, раздробил коленную чашечку. Очень болезненная рана. Обычно, получив такую, матерятся долго и яростно. Этот самурай только скрипел зубами. Я вытащил из раны расплющенный кусочек свинца и обломки костей и хрящей, перевязал.
— Утром наложим планки, а пока не шевели ногой, ни в коем случае не сгибай, иначе срастется плохо, будешь сильно хромать, — приказал я, хотя знал, что уже ничего не поможет, что военная карьера его закончена, по крайней мере, в роли телохранителя, а, судя по морде, на командира не тянул.
Когда шум в лагере стих, раненого перенесли ближе к входу, напоили сакэ, сперва холодным и неразбавленным, а потом и приготовленным, как надо, для всех нас слугой. После чего опять легли отдыхать. Засыпая, я слышал зубной скрип раненого самурая. Ничего, потерпит. Зато теперь у него есть деревня на две сотни кокку риса в самой плодородной провинции Исэ, подаренная за спасение жизни Китабатакэ Нобукацу. Это голубая мечта любого дзисамурая. Теоретически свинцовый шарик мог попасть в спину даймё, но слишком уж теоретически. Дар был пожалован для того, чтобы каждый самурай приложил максимум усилий, защищая своего даймё.
Наградить меня Китабатакэ Нобукацу не рискнул. Это, так сказать, не его уровень. Но отцу доложил, когда тот прибыл с инспекцией. Во время совместного пиршества Ода Нобунага удостоил меня чашей теплого сакэ. Всё остальное пообещал дать позже и, как обычно, запамятовал.
Больше по ночам на наш лагерь не нападали. Осажденные придумали другой способ держать нас в постоянном напряжении: каждую ночь начинали шуметь, будто готовятся сделать вылазку. В первую наш отряд простоял в доспехах до расчета, а начиная со второй, треть была готова к бою, остальные спали спокойно. При этом замок днем и ночью обстреливали огненными стрелами и закидывали хороку. К сожалению, из-за близости к реке проблем с водой у осажденных не было, очаги возгорания тушили быстро.