Наперегонки со смертью
Шрифт:
Дело было так. На лесном участке шоссе Сашка заметил знак "Дорожные работы" и сразу же ограничение скорости сначала до шестидесяти, а затем и до сорока километров в час. Сбросив слегка скорость, парень присмотрелся и совершенно резонно решил, что дорожные работы, видимо, кончились асфальт лежал новый, обочины разровняли, – а потому прибавил газу, доведя стрелку спидометра на этом прекрасном новом покрытии километров до ста сорока.
"Вот ведь, – еще подумал он тогда, – все везде одинаково – работы окончены, а временные знаки не убраны!"
Но
– Превышаете скорость, водитель, – строго произнес сержант, проверив и возвращая Бондаровичу документы и права. – Сколько шли? Только честно!
– Километров сто тридцать, – вздохнул Банда, на всякий случай чуть приврав, и привычным жестом полез в карман за очередной купюрой.
– Да, классная машина – мечтательно протянул тем временем гаишник, обходя со всех сторон "мицубиси".
– Понимаешь, сержант, смотрю – вроде ремонт окончен, а знаки снять забыли, – привычно начал оправдываться Банда, одновременно размышляя, сколько же лучше дать.
– Знаки действительно забыли снять, вы правы, – неожиданно согласился с ним инспектор и, взяв под козырек, произнес совершенно удивительную тираду:
– Вы свободны, водитель. Но я вам делаю замечание – для закрытых поворотов скорость вы выбрали все же слишком высокую.
И, улыбнувшись, добавил:
– А на такой тачке и в самом деле – не грех разогнаться!..
Он повернулся и пошел к своей "канарейке", а Банда еще несколько мгновений удивленно смотрел ему вслед, сжимая в руках десятидолларовую бумажку. За все время своей долгой дороги он впервые видел такого странного стража порядка.
Банда давно уже, еще в Бухаре, решил, что первым делом съездит к Вострякову. У него можно было перевести дух, собраться с мыслями и решить, что делать дальше. У него в конце концов можно было спрятать на время оружие, не показываясь в Москве с таким арсеналом...
Весь последний день пути Банда шел без остановок, с каждым километром чувствуя приближение заветной цели своего путешествия и не желая терять ни минуты, мечтая поскорее достигнуть Сарнов.
Конце концов он даже боялся, что если остановится, расслабится, то может просто не найти в себе сил продолжить путь.
Он уже пересек границу Ровенской области оставалось проехать километров сорок – минут двадцать пять езды! – когда машину вдруг подбросило и мелко-мелко затрясло. Руль буквально рвался из рук, не помогал даже отличный гидроусилитель. Подвеска вся ходила ходуном, и Сашка почувствовал, как плохо на скорости сто тридцать километров в час вдруг стала держать дорогу его "мицубиси" – через каждые пятьдесят метров она подлетала, как на мини-трамплинах, а потом внезапно ныряла вниз и в сторону, чуть ли не вылетая на обочину.
Бондарович резко сбросил скорость.
Он шел на запад, и низко висящее заходящее солнце слепило его, не давало
И вот теперь эта свистопляска доконала его. Не было больше сил удерживать руль, не было желания всматриваться воспаленными глазами в блестящее полотно шоссе, щурясь от нестерпимо ярких лучей солнца.
Сашка нажал на тормоза и выключил двигатель, всей грудью подавшись вперед и положив голову на скрещенные на рулевом колесе руки.
Тишина немного успокоила его. Он вышел из машины и чертыхнулся, уразумев причину такого резкого изменения в поведении джипа – асфальт кончился, и он ехал теперь по совершенно уникальной брусчатке: дорога была выложена плоскими огромными камнями, довольно плотно подогнанным ми друг к другу. Впрочем, это "довольно плотно", может, и годилось для начала века, но сегодня такое покрытие совершенно не позволяло хоть на сколько-нибудь реализовывать скоростные возможности современных машин.
Банда закурил и обессиленно сел прямо на дорогу, на теплые еще камни, привалившись спиной к грязному колесу своего джипа и вытянув ноги поперек шоссе.
"Все, здесь меня и найдут. Может, предсмертную записку накарябать?" – невесело пошутил сам с собой Сашка, разглядывая белесое и чуть розоватое вечернее небо, ровный ряд деревьев вдоль дороги и бесконечные шеренги виноградников, тянувшихся до самого горизонта.
Но, перекурив минут пятнадцать и собравшись с силами, парень встал и снова уселся в машину, с ненавистью берясь за вконец опостылевшее рулевое колесо...
Честно говоря, свой первый вечер в Сарнах он вспоминал впоследствии довольно смутно.
Все разрывалось на какие-то отдельные, оторванные друг от друга кусочки.
Вот он колесит по городу, с трудом соображая, какого цвета сигналы на светофорах...
Вот он вроде бы находит улицу с таким избитым, но как нельзя лучше подходящим в данном случае названием – Садовую...
Вот он спрашивает у деда, сидящего на лавочке у ворот, как найти дом номер такой-то, а в ответ дед интересуется, кого именно Банда ищет, потому как тут все знают друг друга по имени, а не по номерам, и при имени Олежки Вострякова уверенно машет вдоль улицы, тыча пальцем в крону большущего дерева: "Вон там, под тем вязом ихний дом..."
Вот Сашка стучит уже в высоченные ворота с навесом, и лай собаки прерывается сердитым и таким знакомым окриком бывшего лейтенанта...
Вот калитка открывается, и парень чувствует, как сильные руки сдавили его в объятиях, отрывая от земли, и закружили на месте как мальчишку...
"Мамо, подывися, хто приихав!.. То ж Банда!..
Это же он меня от смерти тогда спас, мамо! Я же тебе рассказывал про него тысячу раз..."
Он помнил, как встревоженно Олег расспрашивал, здоров ли он, испуганный видом своего бывшего командира.