Напряжение
Шрифт:
– Уж я-то знаю. Вы не ревнуете?
– обернулся Олег к Римминому мужу.
– Не надо, это было давно.
– А все-таки нас не так уж много осталось, - сказал Борис, держа перед глазами последнюю фотографию, пятьдесят седьмого года.
– Интересно, кто где, кто кем стал… Начинаю со стоящих сзади: Шишмарев Колька. Ну, этот уехал на целину, стал, наверно, комбайнером, наплодил детишек и доволен; Леночка Ковальчук, - Борька замер и покосился на Геннадия. Тот нахмурился, - нашла блестящую партию и живет почти в
– Перестань, пошляк, - не сдержался Геннадий. Он качнулся к нему, чтобы выхватить фотографию, но Борис успел спрятать ее.
– Все, все, все… Мишка Лев - пока неясно: рядовой инженер на рядовом заводе; Сашка Пересветов - вот кто пошел в гору! Увидите, лет через десять Сашка всех нас переплюнет. Он станет министром. Вспомните мои слова. И не мудрено: папа…
– Да, окончив школу, люди пускаются в долгий, марафонский бег жизни, - проговорил Олег.
– А цель?
– спросила Римма.
– Кто как ее видит.
– Олег подошел к столу, взял бутылку.
– Друзья, предлагаю тост за страсть, за щедрость человеческой души. Кто присоединяется ко мне, поднесите рюмки.
– И налил первому Геннадию.
Тамара тоже протянула руку и сказала:
– Только мне немножко, я и так уже пьяная.
Кто-то включил радиолу.
– Идемте танцевать, - пригласил ее Олег.
– С удовольствием… Почему, вы произнесли такой тост?
– спросила она, заглядывая ему в глаза.
– Ух какие чернущие… Потому что в нашу эпоху это, пожалуй, самое ценное в человеке.
– Ценнее таланта?
– Талант и так всегда щедр.
– Вы правда работаете в уголовном розыске?
– Правда.
– Но это очень опасная работа?
– Нет. Как и всякая другая.
– А вдруг в вас будут стрелять?
– Сейчас это почти исключено. Хотя известный риск есть. Но он есть везде. Идя по улице, вы можете зазеваться и попасть под машину.
– О господи! Не говорите такие ужасные вещи… А ваша работа не заставляет вас перестать верить в добро? Почему вы пили за щедрость души? Значит, по-вашему, ее нет?
– Наоборот, я и все мои товарищи, которых я знаю по работе, оптимисты.
– Я тоже оптимистка. Несмотря на то, что мама мне все время твердит: берегись, люди злы, жестоки, они заставят плакать тебя с твоей дурацкой доверчивостью. Не знаю, может быть, мне везет на хороших людей, но пока я не плачу… А как, по-вашему, отчего люди становятся преступниками?
– У нас - только лишь из-за низких, слабых, плохих, как хотите называйте, моральных устоев. Мы, я имею в виду, конечно, не только милицию, выколачиваем из человека дрянь. И, по-моему, успешно. Но кое-что остается. Самое цепкое, сильное, стойкое «кое-что» - жадность. О, это лютый зверь, от которого столько бед! Прежде всего жадность рождает жажду наживы; жажда наживы ведет к нечестности,
– Какой у вас острый глаз. Недаром Геннадий говорил, что вы проницательны. Я филологиня, университетская.
– Значит, мы учимся с вами в одном и том же месте?!
– Да? Вы тоже на филологическом! Но, наверно, заочно?
– Конечно. Только на юридическом, на втором курсе.
– И я на втором…
Они танцевали в узком проходе между стеной и стульями, задвинутыми под стол, не замечая меняющихся пластинок и натыкаясь на другие пары. Тамара была легка, изящна, и Олегу было приятно с ней танцевать.
Вдруг он спохватился и подвел ее к Борису, развалившемуся на тахте. Борис курил какие-то тонкие, дорогие папиросы, сонно хлопал белесыми ресницами и что-то напевал. Тамара подсела к нему и принялась энергично его тормошить.
«Неужели она любит его?
– думал Олег, усаживаясь позади них за стол в ответ на Генкино приглашение.
– Сколько странностей в жизни…»
Шкодливо озираясь, Геннадий достал из-за буфета бутылку «столичной» и сорвал желтую фольгу. Олег закрыл рюмку ладонью:
– Хватит, больше не могу, мне завтра рано вставать.
– Всем рано, мне тоже…
Впервые за вечер им удалось сесть рядом, в стороне от всех. Уставший, хмельной Геннадий шепотом посвящал Олега в сокровенное: он не мог простить себе, что не помешал Леночкиному замужеству, что женился на Клаве. И если б Лена…
Олег старался казаться внимательным, но слушал рассеянно; он смотрел на Тамару, на тугой аккуратный узел светлых волос, скрепленный мелкими шпильками.
Кто-то говорил ему, что человеческий мозг обладает способностью излучать какие-то волны и благодаря им человек может заставить другого обернуться, если будет упорно смотреть на него и мысленно просить его об этом. И Олегу остро, жгуче захотелось, чтобы Тамара взглянула на него. «Я хочу видеть тебя, твои черные глаза, - говорил он мысленно.
– Ну, повернись ко мне! Если бы ты знала, как я прошу тебя! Слышишь?.. Я ведь прошу совсем немного. Я хочу видеть тебя. Сделай мне подарок…»
Но она не поворачивалась. Вместо нее показал свою пухлую физиономию Борис. Увидев Геннадия и Олега одних, он немедля встал и, ковыляя, подошел к ним:
– Пьют втихаря… Где у них совесть?
Геннадий плеснул в стакан «столичной» и пошел, сутулясь, в другую комнату.
– Давай выпьем, старина, за женщин, что ли.
– Ишь ты, сердцеед! За женщин!..
– сказал с усмешкой Олег.
– Но невеста у тебя… Как только она решилась…
– Невеста? Кто сказал тебе «невеста»? Не она ли? Им всем хочется поскорее в жены… Но я не такой дурачок.