Нарцисс в броне. Психоидеология «грандиозного Я» в политике и власти

Рубцов Александр

Чуть позже была попытка дать списком сами эти традиционные ценности: «правдивость, законопослушание, любовь к Родине, бескорыстие, неприятие насилия, воровства, клеветы и зависти, семейные ценности, целомудрие, добросердечие и милосердие, верность слову, почитание старших, уважение честного труда». Такие оральные кодексы всегда напоминают рваный набор благочестивых банальностей, не нуждающихся в визировании сверху. Но у нас это не проходит ни как слепок реальной истории, ни как нормативная модель. Тем не менее объявлено, что именно нынешняя, актуальная Россия, что называется, «во плоти», уже превосходит весь остальной падший мир во главе с Западом по части духовности и морали. Если авторы этого прейскуранта нематериальных

ценностей хотели пародировать нарциссизм новой идеологии во всей его вызывающей грандиозности и подавляющем других великолепии, то да, но не более.

Источник: Политический нарциссизм в России: триумф пустоты // Forbes, 17.10.2016. URL.

Восстание низа

В предыдущей статье цикла речь шла о пустоте нарциссического триумфа. Восхищение и зависть удивленных народов, небывалая мощь и рост влияния в мире, редкостное моральное превосходство – все это существует лишь в зеркале иступленного самолюбования. Типичные симптомы мегаломании с бредом «грандиозной, всемогущественной Самости». Если не завораживать себя симуляцией побед, остается лишь опасливое отторжение там и фатальные потери здесь, причем не только в экономике, технологиях и реальном положении в мире, но также в состоянии мозгов и морали.

Породе поклонников свойственно потенциальное безразличие. Когда кумира свергают или хотя бы лишают ореола, они быстро меняют предмет глубокого чувства

Расстройства в сознании элит и масс часто связаны с социальной дифференциацией и вертикальной мобильностью. Ницше говорил о «восстании рабов», Ортега – о «восстании масс». У нас тоже явно что-то такое восстало…

Жертвы неполноценности. Циклы

Травмы детства, когда формируется естественный для этого возраста «нарциссический пузырь» с преувеличенным значением оценки и самооценки – классика возрастной психопатологии. Ребенка могут избыточно хвалить и поощрять за успехи или, наоборот, чрезмерно наказывать за неудачи разными приемами воспитательной обструкции – осуждением или невниманием. Так формируется самооценка «Я – хороший» с нормальным или завышенным инстинктом успеха – либо задатки комплекса неполноценности, порождающего особо несчастных нарциссов.

Далее все зависит, во-первых, от умеренности мер воспитания со стороны родителей и окружения, а во-вторых, от соответствия или несоответствия обстоятельств жизни и реальных способностей личности уже закрепленным нормам признания. Крайние случаи: легкомысленный гений («Ты, Моцарт, Бог, и сам того не знаешь») либо, наоборот, посредственность с безбожно задранными представлениями о себе. Как поступают с гениями, известно; хуже, когда «заурядные души, не обманываясь насчет собственной заурядности, безбоязненно утверждают свое право на нее и навязывают ее всем и всюду» (Хосе Ортега-и-Гассет). Никакого яда не хватит.

Ранее (в статье про «наше трудное детство») речь шла о революционных сломах, когда социум политически рождается заново, в остальном оставаясь взрослым или дряхлым. В этом плане новорожденное постсоветское общество получило от жизни достаточно, чтобы адвокаты и психиатры оправдывали его расстройства тяжелой наследственностью и влиянием среды (когда-то великий Плевако одним образом «жертвы обстоятельств» выигрывал процессы с неоспоримым обвинением).

Но такое же рождение заново с муками и трудами взросления бывает и в индивидуальных биографиях. Что-то очень резкое происходит с призванием и работой, в любви, в отношениях с партнерами, друзьями, близкими – и хорошо поживший человек вдруг запускает новый раунд самоидентификации и самооценки.

В этом смысле «детские» травмы в течение взрослой жизни можно переживать неоднократно, всякий раз получая новые мотивы для саморазвития или, наоборот, для обиженной деградации. Человек оказывается в ситуации «взрослого новорожденного», которому вновь предстоит пережить счастливое или трудное детство со всеми последствиями для переформатирования психики. В такой акцентуации комплексы неполноценности могут либо вскрываться, выходя из латентной фазы, либо получать совсем новые травмирующие импульсы для формирования будущего полноценного нарцисса.

В политических хрониках «обратные билеты до детства» вполне обычны. Режимы и социумы легко впадают в нарциссическое младенчество от старческой деменции.

Истории обществ с хроническими отклонениями могут и вовсе описываться циклами повторяющихся переходов старческих комплексов в детские и наоборот. Распространенный случай – переход из старой политической модели в новую. Дряхлеющий социум впадает в детство, перерождается со всеми положенными в таких ситуациях «нарциссическими пузырями», а затем либо нормально взрослеет, либо через два-три десятилетия снова впадает в старческий маразм с обострением эгоизма, нетерпимости и болезненной фиксации на отношении к себе. «Это состояние (раннего маразма. – Forbes) отмечается нежеланием меняться. Человек придерживается одного образа жизни и превращается в ригидного, негибкого; начинает проявлять нетерпимость к инакомыслящим. У таких людей возникает ностальгия по ушедшему, несмотря на то, что оно было убогим».

В приведенном фрагменте все банально, кроме одного: это из работы по возрастной психиатрии или про политическую реальность «за окном»?

Соискатели и виртуозы

Бред величия с болезненной реакцией на критику в наших условиях наблюдается в хорошо узнаваемых, хотя и очень разных типажах. Внешне нарциссы схожи, но в этиологии, течении и лечении расстройств здесь часто вовсе ничего общего.

В политике различия настолько глубоки, что формируют встречные потоки. Нарциссы «всплывающего» типа поднимаются на поверхность снизу, компенсируя личное убожество интимной связью с блистательным великолепием целого – военным, историческим, духовным. Представители «тонущего» разряда, наоборот, вполне осмысленно и расчетливо заныривают в упадочный нарциссизм за деньгами, положением и славой, симулируя общее расстройство, но в приватном общении весело и зло заушая «весь этот бред и кич».

Выставочные образцы таких типажей наблюдаются в разных средах – на телевидении и в парламенте, на премьерах и вернисажах. Они опознаются по сравнительно легким (или тяжелым) формам нарциссических расстройств с осложнениями клинического морализма.

План «восстания серости» отработан веками, описан в хрониках и в классической литературе: чем ничтожнее адепт сам по себе, тем ослепительней образ великой и вечной славы, глашатаем которой он назначает себя по зову большого сердца и велению мелких комплексов.

У нас это приобретает черты явления. Продвижение наверх провоцирует посредственность на суетливое и явно лишнее, скандальное самовыражение. Соратники спешно постановляют «ограничить публичную активность» пациента, но страна

уже радостно обсуждает, что Суворов сказал Чацкому у Лермонтова. Точно так же до этого она обсуждала, на каком языке народы читали Писание, что сталинская прокуратура выяснила про заметку «Красной звезды» о 28 панфиловцах, какими подвигами отличились князь Владимир и царь Иван IV Грозный. Особенно доставляет, когда дело ведут фигуры ренессансного типа: диссертации, книги, основы концепций, фильмы, монументы и очень много интервью. Завершает комплекс self made особо методичное оформление собственных достижений не менее скандальными дипломами и мантиями.