Нарцисс в броне. Психоидеология «грандиозного Я» в политике и власти

Рубцов Александр

Праздник, который всегда

Здесь важно даже не столько содержание самокритики, сколько сам факт ее наличия и тон самооценки. Если сравнить его с тональностью нынешней официальной риторики и массовых настроений, то коллективный субъект, которого мы потеряли по историческим меркам буквально вчера, окажется образцом адекватности, рацио и вменяемости, способности оценивать себя и ситуацию, не поддаваясь воздействию травм и комплексов, соблазнам «психического убежища». Нарцисс здесь формировался давно, но именно формировался, не господствовал.

Теперь в официальном дискурсе и массовом самомнении следы рефлексии и самокритики стремительно исчезают, зато в изобилии видны признаки

неадекватно завышенной самооценки с типичными элементами патологической влюбленности в собственное изображение.

Это проявляется не только в риторике официальных текстов, но и в общей эстетике и эмоциональном настроении искусственно формируемого событийного ряда, которым режим оформляет свой «мгновенный автопортрет». Достаточно просканировать нынешнее телевидение (а именно оно во многом формирует сейчас образ происходящего в стране и мире), чтобы обнаружить ненормальное, нездоровое сгущение всякого рода празднеств – фестивалей и гала-концертов с фейерверками и салютами, спортивных состязаний и парадов, помпезных открытий объектов и презентаций мегапроектов неизменно исторического масштаба, разного рода приемов, награждений и всяких прочих торжеств и увеселений, не говоря уже о нагромождении архитектурно-декоративных излишеств в городе и на дачах. Не страна, а увеселительное заведение в бантах и рюшах.

Проще всего отнести это на счет отвлекающих маневров, смягчающих впечатление от деградации экономики, политики, социальной сферы и культуры, от внешнеполитических провалов, скрываемых под баннером «Мы всех нагнули!». Однако есть в этом и скрытое стремление украсить собственный обожаемый, незабвенный образ всеми возможными красотами и элементами декора. Не случайно во всех этих «праздниках для народа» и «подарках населению» нет самоценности, в них неизменно торчит лик власти, вписывающей себя в картину зашкаливающего, бьющего через край благополучия в качестве главного и единственного источника счастья. В этом есть политтехнологический расчет, но и самоутешение с самоудовлетворением, психология техничного манипулятора, но и самовлюбленного нарцисса. Поскольку все в этой системе власти держится на рейтингах запредельной «легитимности», ей необходимо производить эффекты и вызывать любовь – но ей и безумно нравится всем этим заниматься. И даже если вдруг проблема пиара технически отпадет, эта власть вряд ли слезет с экранов телевизоров и вряд ли уйдет из декоративно-оптимистической зоны новостных сообщений. Помимо внешней целесообразности в этом мелькании на экранах в атмосфере грандиозности и всемогущества есть и сильнейшая внутренняя потребность самоутверждения и изживания комплексов.

Сейчас сентенции пятилетней давности от этого же официоза (причем от первых лиц) выглядят верхом злопыхательства и очернительства. Но можно поставить и обратный мысленный эксперимент: представить себе, как воспринималось бы нынешнее самолюбование режима из того времени, когда все процветало, а до модернизации экономики и общества дело не доходило, лишь поскольку силы тратились на стерилизацию нефтегазовых доходов. Очень похоже на обратно-пропорциональную зависимость.

Чем лучше и стабильнее положение, тем рациональнее и самокритичнее позиция власти. И наоборот, чем хуже ситуация и мрачнее перспективы, тем громче туш и веселее жить, тем больше потребность режима в культе собственного отражения, в требовании всеобщего обожания или хотя бы внимания.

Можно провалить все, но нельзя выпасть из информационной повестки. Политика, особенно внешняя, вершится, глядя в мониторы с собственным любимым имиджем.

Можно было бы сразу диагностировать все это как сложившийся нарциссизм с эффектами деструктивной организации, однако прежде чем разбирать собственно патологию, необходимо понимать и держать в поле зрения примерные границы нормы, чему и будет посвящен последующий анализ проблемы.

Источник: Политический нарциссизм в России: краткая история болезни // Forbes, 19.09.2016. URL.

Границы

нормы

В предыдущих статьях цикла речь шла о сложностях работы с социальным нарциссом. Коллективное расстройство оставляет человеку шанс отсоединиться, распознав нарцисса уже не в себе, а в объекте отождествления, будь то вождь, власть или сплоченная масса. Когда клиент не столько влюблен в себя (чаще это как раз комплекс неполноценности), сколько заходится от участия в грандиозности и всемогуществе политического целого, это целое в иных обстоятельствах можно и возненавидеть – примеров много, в том числе у нас. Но есть и то, что затрудняет разрыв с общностью, помогая политическим сборкам удерживать потенциальных отступников. И даже при выраженных симптомах диагноз неочевиден: норма здесь постоянно «плывет», а тот же самый нарциссизм в других дозах и ситуациях оказывается полезным.

Между характером и клиникой

Синдром нарцисса – ценная тема: видя отклонения в политике, человек лучше понимает и себя в жизни – свои установки, маленькие комплексы, отношения с другими – с близкими, с коллегами и начальством, с властью и страной, с другими этносами и народами. Разговор о власти в данном случае это еще и зеркало для отдельных героев – сеанс терапии и бесплатная диспансеризация.

Но войти в такой диалог трудно. Нарциссы вообще крайне агрессивны по отношению к анализу. Чтобы не ломать и без того хрупкий контакт с пациентом, необходимо предельно аккуратно отграничивать психопатологию как таковую от завихрений характера в рамках нормы. Иначе вас будут регулярно уличать в нездоровом стремлении увидеть клинику в обычном своеобразии характера (пусть несколько утрированном). Для политики это особенно критично, поскольку норма здесь сдвинута, реакции обострены, а патологии настолько привычны, что как таковые не распознаются.

Разоряющая страну власть-нарцисс отнюдь не теряет связи с реальностью массового сознания. Она вполне достигает желаемых результатов, поддерживая массовые аффекты

В расхожем смысле слово «нарцисс» обозначает не диагноз, а всего лишь намек на странность, которая может быть объяснимой (в искусстве и науке) либо неприятной (в политике и жизни), но не более. Чаще это всего лишь дежурное острословие; так человека в быту легко называют «шизиком», вовсе не имея в виду, что он и в самом деле всерьез болен шизофренией.

Кроме того, нарциссы даже в пограничном состоянии не то же, что психопаты и сумасшедшие (хотя в антисоциальном синдроме они могут впадать в дикую агрессию и ярость, не говоря о злопамятной мстительности, что в политике часто до времени скрыто, но страшнее по последствиям). Нарциссизм как отдельный недуг был включен в DSM (Diagnostic and Statistical Manual of mental disorders) далеко не сразу. В первой версии DSM-V (2013 г.) нарциссическое расстройство личности и вовсе было исключено из классификации, но затем его все же восстановили.

Чтобы не выглядеть злопыхателем и плохим стилистом, трактующим буквально собственные метафоры и гиперболы, надо учитывать: а) возрастной нарциссизм, оправданный и даже необходимый на ранних этапах становления личности; б) нарциссизм конструктивный, позволяющий добиться большего, нежели с «нормальной» психикой. В нашей политике такие критерии «конструктивности» решительно сбиты, и то, что для сиюминутных интересов власти может выглядеть конструктивным, для страны часто оборачивается губительным торжеством самомнения и фиксации на имидже. Здесь взрослые люди (идеологи с бредом величия, комментаторы с нездоровыми конспирологическими фантазиями, авторы диковатых законов и пр.) с позиций обычного здравого смысла выглядят как типичные «ненормальные», но в плане их собственных политических, статусных и материальных интересов оказываются вполне рациональными и расчетливыми. Играть психа при губернаторе не совсем то же, что реально тронуться, хотя затягивает.