Нарцисс в цепях

Гамильтон Лорел Кей

— Игорь — это твое настоящее имя? — спросила я.

— Кличка.

— А имя?

Он улыбнулся и покачал головой.

— Какое имя может быть хуже?

Улыбка растянулась до ушей.

— А может, лучше не говорить?

Я улыбнулась в ответ, и немного отпустило напряжение в груди. Можно было бы даже подумать, что мне стало спокойнее — с телохранителями. Да нет, мне они и на фиг не нужны. Вряд ли они понадобятся, но лишний боец — это как лишний патрон: никогда не бывает лишним. Если он понадобится, то хорошо иметь его под рукой, если нет — потом сунешь обратно в коробку.

Правда была в том, что я ощущала себя защитницей своих леопардов, а не защищаемой ими. Горько, но правда. И я не верила до конца

Мерлю, Ною и даже Мике. Он что-то от меня скрывает, а я такого не люблю. Есть женщины, которые никогда не бывают довольны.

Рафаэль стал обходить своих людей, вполголоса инструктируя. Мика пододвинулся ближе ко мне; Мерль и Ной сопровождали его почти вплотную. Я протянула ему руку. Он вытаращил глаза, но руку принял. От прикосновения его пульсирующего тепла у меня пресеклось дыхание. Такую же реакцию я увидела у него на лице. Что такое происходит? Я отняла руку, и это было как тащить ее сквозь растаявший леденец очень густой.

Оглядевшись, я заметила, что, если не считать Клодию и Игоря, нас окружают только леопарды, Микины и мои. Встретившись глазами с Натэниелом, я почувствовала, как рванулась во мне сила. Я повернулась к Черри — и светлые глаза ее расширились. Сила шла так густо, что я будто дышала жидкостью, будто воздух с болью проходил в бронхи. Сила металась между мной и Зейном, Вивиан и Калебом, стоящим следующим в круге. Калебом, который мне не особо нравился. Но как только я взглянула в его лицо, между нами пронеслась дуга силы, как было и с другими.

Он ахнул, ухватился рукой за грудь, как от удара. И спросил придушенным голосом:

— Что ты делаешь?

— Показывает тебе, что такое Нимир-Ра, — ответил Мика.

Я повернулась снова к нему, но по дороге встретилась глазами с Ноем. Сила протянулась между мной и этим незнакомцем, и лицо его исказилось страхом. Я же была странно спокойна, чувствовала, что так и надо, что все хорошо. Джина придвинулась к Мерлю и перехватила мой взгляд. Сила прыгнула сквозь нее, из нее. Мы были будто огромная электрическая схема, соединяющаяся, брызжущая током, растущая. По лицу Джины текли слезы. Она тихо плакала, цепляясь за Мерля. Его взгляд я встретила последним, будто намеренно, и он попытался отвернуться, но дело было не в том, чтобы скрестились взгляды, а в том, что я обратила на него внимание. Мой зверь, моя сила, моя энергия его заметили.

И сила хлестнула сквозь него, потому что он сопротивлялся ей. Он попытался закрыться, но это было не в его силах. Не то чтобы я была достаточно сильна, чтобы его сломать — я не пыталась. Скорее сила его узнала, и что-то, может быть, его зверь, ответил ей. Мерль медленно повернулся ко мне, и на лице его была боль. А мне больно не было — было тепло, хорошо и чуть страшновато.

Сила росла, завивалась туго, еще туже и заполнила весь окружающий нас воздух.

— Какого черта ты делаешь? — спросила Клодия.

— Ставит связь, — ответил Рафаэль и выдернул двух своих крыс из круга. Тут же круг сжался, будто вихрь, и заболели уши, как при изменении давления.

Мика встал передо мной. Остальные выстроились вокруг нас кольцом, как по указанию хореографа. Мы поглядели друг на друга и протянули руки. Трудно было двинуться вперед, будто воздух затвердел, и надо было через него пробиваться. Пальцы соприкоснулись, ладони соединились — легко и быстро, как рыбы, вылетевшие из воды на воздух. Мы растеклись друг около друга, руки, тела соприкоснулись полностью, будто каждый мог войти в тело другого как в открытую дверь. Его рот навис над моими губами, и здесь же была сила, дышала, пульсировала, обжигая губы. Я попыталась испугаться. Попыталась отступить, но мне не хотелось. Будто взяла на себя управление та часть моего сознания, о которой я не подозревала раньше, и никакое количество здравого смысла — или сомнений, — ее остановить не могли.

Это был не поцелуй, это было слияние.

Сила лилась обжигающей волной из его рта в мой, из моего рта в его рот. Я ощущала всех остальных как полосы жара, мелькающие как спицы колеса, а мы с Микой были как ступица. Сила бежала между всеми нами, текучая, горячая, растущая — и сливающая нас в одно. Расплавлялись границы, отделяющие нас друг от друга. Будто тело Мики и мое стали дверью, и мы шагнули друг в друга, теснее, чем может соприкоснуться плоть, теснее, чем может биться сердце, и мой зверь с его зверем заклубились в нас, связывая как канат, проходящий через мясо, кожу, разум. И эти звери бросились наружу, полетели по этим линиям силы и столкнулись. Я ощутила это как физический удар, ощутила, как стали пошатываться остальные, когда наши неразделимые звери пошли по кругу, лаская зверей наших леопардов. И они вернулись к себе в полыхании жара, будто стояли в середине костра, но это было радостное полыхание, веселье, которого я никогда раньше не знала.

В этом приливе силы я увидела остальных леопардов. Я увидела Джину, привязанную к кровати, а над ней мужчину, нависшего как тень, нечто дьявольское, что сила не могла ясно разглядеть. Мерль, покрытый ранами и кровью, скорчился у стены, плача, Калеб с загнанными глазами и окровавленный. Ной, бегущий по коридору, а вслед за ним доносятся вопли, и он припускает сильнее. Черри, лежащая в огромной куче теплых тел, рядом с Зейном, Натэниелом и мной. Воспоминания Зейна, как он сидит в кухне за столом с Натэниелом, ест и смеется, Вивиан в объятиях Стивена у них дома в кровати, Натэниел вспоминает, как я разукрасила ему спину, но ощущение мира, исходящее от него, сильнее ощущения секса, будто с него сняли какое-то огромное бремя, и я увидела Грегори, связанного рука к ноге, с завязанными глазами, с кляпом, в страхе. Он лежал голый на куче костей. И я знала, что это не воспоминание, что это происходит с ним сейчас, в эту минуту. Я это видела, ощущала его ужас, но по-прежнему не знала, где он.

Сила нахлынула, обжигая кожу, щекоча нервы, будто мы вошли в незнакомое помещение и вдруг поняли, что все здесь знакомо и каждый угол комнаты что-то говорит нашим сердцам, и слово, которое пришло мне на ум, было «дом».

Мика оторвался первый, весь дрожа. Я плакала и не могла вспомнить, когда это началось. Кто-то еще плакал в темноте, и я, оглянувшись, увидела, что не только наши. Кто-то плакал из крысолюдов, повернувшись к нам с благоговением во взоре — а то и со страхом.

Что-то заставило меня посмотреть мимо них на опушку. Там стоял Ричард, без рубашки, одетый только в джинсы и какую-то обувь. От вида его, стоящего обнаженным в свете и тени звезд, у меня перехватило дыхание, не потому, что он красив, и не потому, что я его хотела, — это было всегда, — но потому что он вдруг, впервые, был диким. Не гнев его определял разницу. Я увидела его на опушке леса, как иногда неожиданно можно увидеть дикое животное, как оленя в сумерках, как что-то большое и мохнатое, промелькнувшее в свете фар, когда знаешь, что это не собака, а для лисы — слишком большое. Там стоял Ричард, и когда наши глаза встретились, молния пронзила меня с головы до ног и ушла в землю. Что бы ни сделал Ричард, разрушая структуру стаи, одно он сделал правильно — он принял своего зверя. Это было видно, как если бы вдруг на нем вырос костюм, сшитый по мерке и ловко сидящий.

Маркус, прежний Ульфрик, всегда одевался с иголочки, так что при взгляде на него можно было узнать царя. Ричард стоял без отличающей его одежды, но он был царем. Монарха делает сила, а все изысканные одежды без нее не помогают.

Мы смотрели друг на друга через всю поляну. Сквозь этот новый налет уютной силы вид его лица заставил болезненно сжаться мое сердце. Если бы я хоть что-то могла ему сказать, придумать, что сказать, чтобы было не так больно, я бы сказала, но никакие осмысленные слова не шли на ум.