Нарисуем
Шрифт:
– Да… повязан ты крепко.
– А то!
– Зря я, наверное, поехал, – вырвалось у меня.
– Почему зря? – Он хищно усмехнулся. – Шефа купил своим энтузиазмом!
Которого он, интересно, имел в виду? Кузьмина? Или Ежова? Кузьмина мне вроде как ни к чему. И что значит – купил? Я надеялся – мы сделаем фильм.
– Я думал, мы нормальный сценарий напишем, светлый.
– Светлый ты будешь отдельно писать.
– Все, идем завтра!
– Куда?
– На рудник к тебе.
– Ради бога. В семь утра не рано тебе
Да какая здесь разница – сколько утра!
Ночью (какая это ночь?) я в отчаянии дергал куцые занавески, пытаясь укрыться от беспощадного света. Вот уж не ждал, что в столь северных широтах пытка солнцем предстоит. Чуть забудешься – и снова откроешь глаза; светло абсолютно! На часы глянешь – три часа. Ночи? Или дня? Все, значит, пропустили? На улицу глянешь – ни души. Значит, все-таки ночь? Вдруг в конце улицы появляется человек. Или день? Человек приближается. Вдруг останавливается и падает плашмя. Пьяный? Значит, все-таки ночь? В таких мучениях время проходит.
– Па-а-адъем! – Пека вдруг рявкнул. Я очнулся. Хоть и не спал. Или спал?
– Сборы пять минут!
При нашем аскетизме и пяти минут много. Скромный завтрак: молоко и ко-ко-ко!
Вывалились на улицу. Почему опять никого? Семь часов вечера? Но тогда был бы народ.
– Рано вышли? – об этом Пеку спросил.
– В каком смысле?
– Где народ?
– Прошел уже народ.
– А мы, значит, уже поздно?
– Со мной поздно не бывает никогда!
Как всегда, говорит загадками. Держит в напряжении. Руководит массами, включая меня. Хотя лично у меня ничего, кроме раздражения, это не вызывает.
– Что тут ржавые бочки на каждом шагу? – ударясь коленом, вспылил я.
– Топливо завозят в них, а мерзлота их не принимает. Бывает, в пургу дорогу находим по ним – от бочки к бочке. Сейчас-то нормально. А бывает пурга, что и бочки сносит. Да что бочки! Тут как-то пацан, школьник с третьего этажа, обогнал меня на лестнице, отпихнул – мол, опаздываю. Ну-ну. Выхожу за ним, гляжу – ветер уже перевернул его и несет так, словно он на голове скачет! Схватил его, перевернул, на ноги поставил. Так он сразу: «Пусти, в школу опаздываю!»
– Да, крепкие школьники у вас.
– Нормальные!
Тут все главные улицы, как у нас к Адмиралтейству, сходились к высокой сопке в конце. За ней поднималось какое-то зарево. Солнце? Но оно здесь позже показывается… в основном под горизонтом крадется.
– Северное сияние?
– Ага. В аккурат в честь тебя летом зажгли!
Дружно шли, прирастая Сибирью и друг другом. Забрались наконец на вершину. Привольно вздохнули. Да-а. После долгого аскетизма зрения – это картина! Широкая долина внизу, освещенная прожекторами, море сверкающих рельсов, снуют вагонетки… Конец долины – как бы огромный дымящийся рот, который их заглатывал и выплевывал пустые, как шелуху. Театр! И сопки – как ложи.
– А где Пьяная Гора?
– На ней стоим.
Точно!
– Вот, – Пека произнес. – Досюда казаки, мои предки, доскакали. И отсюда мы не уйдем!
Прям как памятник! Но я-то, надеюсь, уйду?
– Ну, так ты куда? – Он оглядел меня, словно впервые увидел.
– А куда ты, туда и я. – Я буквально задыхался решимостью.
– А, ну да, – равнодушно произнес он.
Неадекватная реакция! Стали спускаться вниз. Я глядел на грохочущие вагонетки все с большим испугом.
– Сама-то руда не шибко фонит, – «успокоил» Пека. – Вот при обрушении пыль – та стреляет! И гамма- и бета-излучение бьют!
– Наверное, надо чего-нибудь напялить? – небрежно уточнил я.
– Да ты, вроде, немало напялил! – усмехнулся он.
– Но это все, вроде, не то? Наверное, надо что-то специальное? – Я старался не суетиться.
– Ну, – лениво он ответил, – это надо долго подбирать…
Хорошо он заботится о здоровье друга!
– Вообще… – остановился в раздумье. Я тоже встал. – Выдается респиратор «Фиалка»… чтоб пыль шибко не глотать.
– Та-ак…
– Но все снимают его – в нем много не наработаешь.
Значит, спасения нет?
– Ну? Назад? – насмешливо спросил Пека.
– Вперед!
Мы пошли к сетчатым воротам.
– Да! – вспомнил вдруг он. – Самое главное забыл тебе сказать.
Еще и главное?
– Насрано там всюду. Сортиров-то нет.
Я остановился как вкопанный… Сломался на дерьме?
– Идем! – я решительно двинулся.
– Ну иди. – Пека не двигался с места.
– А ты?
– Так я еще в отпуску! – захохотал радостно.
Пошутил!
– Так значит, некуда нам идти?
Отличный у меня соавтор!
– Ну почему же? Найдутся дела.
– Так пошли.
Подошли к трехэтажному каменному дому, колонны с гипсовым «виноградом» наверху: «сталинский вампир». Управление рудника. Пека уверенно ходил по коридорам, входил без стука в высокие кабинеты, запросто жал важные руки, неторопливо беседовал (денег за «колготки детские» никто не требовал с него, видимо, уже потеряли надежду). Про меня он как бы забыл, потом вспоминал вдруг, но очень ненадолго: «А! Это приехал фильм про меня снимать». Особенно мне нравилось слово «это»… Да, всегда я так: лечу восторженно – и мордой об столб!
Однако Пека продолжал показывать меня по кабинетам. Мне тоже было интересно смотреть: директор рудника Жрацких. Точная фамилия! Главный бухгалтер Нетудыхатка… явно прибеднялся, хитрец!
В коридоре мы вдруг лоб в лоб столкнулись с Кузьминым – они с Пекой холодно раскланялись. Что за дела?
– Ну, что там? – озабоченно спросил я, когда Пека вышел из очередного кабинета.
– А ты будто не знаешь? – зловеще произнес он.
– Что я знаю? – холодея, спросил я.
– Приговор! – Пека произнес.