Нарисую себе счастье
Шрифт:
Я невольно хихикнула. Так, перешучивась и подкалывая друг друга, мы и дошли до столовой. И там снова меня охватила неловкость. Быть Марушем я привыкла. А как должна вести себя хозяйская невеста?
Села на краешек стула, вцепилась в салфетку, робко подняла ресницы… и встретилась взглядом с Казимиром. Он смотрел на меня с удивлением и даже с жалостью.
— Ты меня боишься? Говори честно. Как Маруш. Я его всегда за честность любил.
— Боюсь, — призналась я. — Вы… ты на медведя похож.
— Что? — изумился он.
— Ну да. Огромный, страшный. Зубастый.
— Ну знаешь! А Просе ты говорила совсем другое.
— Одно другому не мешает.
— Понял. Я — красивый медведь. Верно?
— Вроде того. А я, видишь ли, заяц. Мы с тобой странная пара.
— Согласен. Но кому какое дело, если нас обоих это устраивает? Мари, не бойся меня, я не кусаюсь.
Мне казалось, он хотел сказать что-то другое, но все же в последний момент перевел все в шутку. Немного расслабившись, кивнула.
— Я привыкну.
— Мне ведь тоже непросто. Видеть вместо задиристого мальчишку такую… интересную барышню. Тоже привыкать нужно. Давай договоримся — останемся друзьями? Пусть все будет как раньше? Ты же что в мальчишечьих портках, что в красивом платье — та же самая. Не нужно передо мной играть никаких ролей, мне все это не важно. Просто будь собой.
Я прикрыла глаза. Конечно, ему-то легко. Его вот сейчас в дамскую юбку не одели. Но да, так проще.
— Я поняла. Это что у тебя, кофе? Даже не думай, доктор запретил. Пей молоко.
И я придвинула к себе кофейник.
— А блинчики у Усти всегда отменные. Не женщина, а настоящая волшебница. Ты чего не ешь? Не голодный?
Казамир закатил глаза и наложил себе завтрак. Кофе, конечно, тоже отобрал, но щедро разбавил молоком. Не так уж и страшно.
— Если ты не против, я поеду к матушке сразу после завтрака.
— Много у вас вещей? Утварь никакую не бери, тут всего хватит. Точно не нужно ехать с тобой?
— Нет, матушка слаба и глазами, и здоровьем. Увидит этакого медведя, перепугается сразу. Я ее подготовлю.
— И все-таки медведь? Знаешь, а мне нравится. Могучий зверь, умный. Лучше уж медведь, чем обезьяна или крот какой-нибудь.
Я вежливо согласилась.
А дальше встал серьезный вопрос: в какой одежде мне ехать. У Маруша была теплая куртка и шерстяные портки. У Марушки не имелось даже туфель. Казимир потребовал, чтобы я сожгла мальчишечьи одежки, я воспротивилась.
— Меня не позорь! Что матушка твоя подумает, если ты скажешь: я невеста Долохова. А сама — как чучело огородное одета.
— То же, что и всегда. Подсдеповата она, даже не заметит.
— А деревенские?
— И плевать на них!
— А если кто знакомый встретится?
— Так все равно болтать будут. Ты же сам сказал, что все знали.
— Ну, не все. На заводе народ простой, он и не приглядывался к тебе.
От первой еще не семейной, но уже ссоры нас спасла Прося,
Быть барышней мне заранее не нравилось. Больше не поболтаешь с Ермолом — попробуй-ка из закрытого экипажа! На сиденье не разляжешься, ноги толком не вытянешь. И юбка ужасно мешает. Все же мужская одежда куда практичнее и, кстати, теплее. В платье у меня озябли коленки и икры.
Впрочем, были и плюсы. В карете не дуло. И сиденья мягкие. И встречные путники не сворачивают шею, чтобы меня рассмотреть.
Чем ближе мы подъезжали к деревне, тем больше я волновалась. Сейчас все сбегутся. Точно сбегутся. Герб Долохова — две дубовые ветви и кувшин с двумя ручками — был известен даже тут. Его можно на донышках чашек и блюдец увидеть. Да и карета роскошная, из лакированного дерева с пунцовыми дверями и красными колесами. Сразу видно, не простой человек едет. А тут — я.
И все же выйти пришлось.
Деревенские, действительно, прибежали. Обступили карету, заглядывали в окна. Увидев меня, ахнули, но, кажется, не признали. Я же, пряча лицо под шляпкой с петушиным пером, ловко проскользнула в наш дом.
— Вам кого, тетенька? — неприветливо встретил меня брат.
— Какая я тебе тетенька? — Уф, можно сдернуть эту бестолковую шляпу! — Что, Ильян, не признал?
— Фу ты! Марушка! А ты чего так вырядилась?
— А я замуж выхожу, братец. За Казимира Долохова. Собирай вещи, да побыстрее. Мы переезжаем прямо сегодня.
Вдоволь полюбовавшись на ошарашенную физиономию мальчишки, хлопающего губами как рыба, я прошла в комнату матери. Она сидела в кресле возле окна и вязала длинный носок. Привычные движения пальцев завораживали.
— Матушка, я с новостями к тебе.
— Мариша! — мать отбросила вязание и порывисто поднялась навстречу. — Как я соскучилась! Понимаю, дожди были. И не ждала, но молилась, чтобы ты была здорова.
— Мама, Казимир Долохов хочет меня в жены, — бухнула я, не в силах придумывать какие-то оправдания. — Я согласилась. Мы все переезжаем в его дом прямо сейчас. Вот.
Воцарилось удивленное молчание. Мать обняла меня за плечи, погладила по волосам. Вздохнула.
— Стоит ли нам с Ильяном ехать? Мешать будем.
— Это все, что ты мне скажешь?
— Свадьба будет скромной?
— Матушка!
— Мариша, ты мне все уши прожужжала этим Казимиром. Казимир то, Казимир се. И умный он, и добрый, и заботливый. И маг вдобавок, и талантливый гончар! Ясно же, что ты в него влюбилась.
Я открыла рот изумленно. Вот это выводы! Я — влюбилась? Смешно даже! Да я и знать не знаю, что такое любовь!