Нарисую себе счастье

Красовская Марианна

***

Каждый день приносил мне новые открытия. В какой же восторг меня привело здание гридинского театра! О, эти великолепные атланты, поддерживающие крышу! О, какие чудные двери — высокие, резные, с музыкальным скрипом распахивающиеся перед посетителями! А фонари, фонари — они были здесь в виде железных птиц, пылающих внутри огнем! Фениксы или, быть может, огневицы? А в высоком и гулком холле театра — бархат, мрамор и хрусталь. Ослепительно!

И совсем как те хрустальные подвески звенят и переливаются дамы, пришедшие смотреть

представление. У меня рябит в глазах от ярких платьев, мехов, перьев и фальшивых улыбок. И все же, все же… Я непременно это нарисую! Какая феерия, какая палитра!

Повиснув на локте Казимира, я беззастенчиво разглядывала наряды мужчин, их прически, монокли, брови, усы и бородки. Это было ничуть не менее интересно, чем платья и драгоценности. А вон того бородатого господина я видела на выставке, гляди, Мир! Но господин исчез… может, я обозналась?

Поприветствовать Казимира с супругой, кажется, желали все присутствующие. Ух и много же у него знакомых! А потом подошел пожилой дядечка в ливрее и, склонившись, что-то шепнул на ухо моему супругу. Мир явно удивился, а потом снял свой плащ и отдал дядечке. Помог раздеться мне.

— Мари, нас приглашает в свою ложу государь.

— Что? – пискнула я. — Как это? Зачем?

— Понятия не имею. Я был ему представлен, но подобной чести пока не удостаивался. Отказываться нельзя, сама понимаешь.

— Да, конечно, — пролепетала я, судорожно дергая перчатки. — Мир, а что мне нужно делать? Кланяться? Целовать ему руку? Что?

— Мы не на официальном приеме и не во дворце. Просто веди себя разумно.

Разумно? То есть молчать и улыбаться? Это я могу. Тем более, что я теперь рот открывать боялась.

От волнения и страха я больше не замечала красоты и величественности театральных интерьеров. Даже глубокие складки алых как кровь бархатных портьер не заставили меня трепетать. Даже великолепие паркета, даже сияние хрустальных люстр… зато как же заколотилось сердце, когда я без труда узнала фигуру человека, что беседовал со мной на выставке! Тот, с бобровым воротником, и был сам государь! А я ему сервиз отказалась продавать! И зачем-то подарила глупую чашку… видимо, наследнику престола Мариусу.

— Ваше величество, благодарю за приглашение, — наклонил голову Казимир. Он умел вести себя благородно в любой ситуации. И уж точно у него не дрожали колени. — Позвольте представить вам мою супругу Мари. Дорогая, это наш государь Ксандр II.

— Счастлива знакомству, — пролепетала я, зачем-то приседая в неуклюжем реверансе. Подумала и добавила: — Для нас честь разделить с вами ложу.

— Мила и скромна, — хмыкнул государь. — Вы очень понравились Мариусу, сударыня. Он теперь пьет исключительно из вашей чашки.

Казимир с недоумением вздернул бровь, вопросительно на меня поглядев. Я же могла только пробормотать:

— Рады будем подарить вам весь сервиз. Уверена, мальчику понравится чай, заваренный в чайнике.

— Сервиз я желаю

купить. И заказать еще несколько дюжин чашек. Но об этом позже. Представление начинается.

Только начинается? Мне показалось, что только что была кульминация спектакля, в котором и я, и Казимир, Ксандр II мастерски разыграли свои роли. Впрочем, возможно я где-то сфальшивила. Не выучила слова, знаете ли. И суфлер не подсказал.

Зал затих. Занавес раздвинулся. Зазвучала музыка. Казимир осторожно сжал мои пальцы, словно напоминая, что он рядом. И мне чуточку полегчало. Напряжение, звенящее внутри как натянутая струна, ослабло. Я даже принялась разглядывать чудесные декорации на сцене. Как любопытно тут поставлен свет… Ах, если бы мне организовать свою выставку! Я хоть и не была честолюбива, но мечтала стать настоящим художником. Можно было бы придумать любопытные световые эффекты, чтобы подчеркнуть портреты… Конечно же, помогать в этом мне будет Ольга, у нее безупречный вкус.

Пожалуй, пока я на Севере, стоит попросить Казимира выкупить для меня патент художника. Мне не нужны деньги, но вот выставку я хочу. Без патента, пожалуй, не солидно. Кому нужны картины какой-то экзальтированной барышни? Вот если настоящая художница, там да, там весь Большеград сбежится поглядеть. Про женщин-художников на Юге и не слышали!

Нет, мне непременно нужно будет увидеть то самое зимнее сияние, а то как же я нарисую Север, не узрев самого главного?

Актеры на сцене признавались в любви, танцевали, плакали, кажется, даже дрались на шпагах, а я придумывала себе выставку. Север и Юг, конечно же. Зимний лес и летний луг. Нелепый паровой мобиль — и удалая тройка с бубенцами. Закат над рекою и зимнее сияние. Осеннюю ярмарку — и театральное фойе.

А что, если мне свои картины на тарелках фарфоровых рисовать? Некоторые люди красивую посуду никогда не используют, ставят ее в буфеты и только любуются. Так пусть будет им такая посуда, которую гостям показать не зазорно! Пожалуй, я теперь знаю, чем удивить государя на следующей выставке!

— Вам не понравилось представление, госпожа Долохова? — вполголоса спросил государь, когда закрылся занавес и объявили антракт. — Вы почти не смотрели на сцену.

— Очень понравилось, ваше величество, — чистосердечно ответила я. — Задумалась просто.

— О чем же?

— О новом сервизе.

Его величество тихо рассмеялся.

— Какая преданность семейному делу! Казимир, ваша супруга — настоящее сокровище.

— Не смею отрицать, ваше величество.

— Тот сервиз с сетью и рыбками она придумала?

— Да. И сама рисовала.

— Я хочу сделать на него заказ. Кубки из цветного стекла тоже ваши? Мне нужна будет большая партия. Моя канцелярия пришлет запрос.

— Буду счастлив.

— Послушайте, говорят, вы сильно больны? — задал неожиданный вопрос государь. — Кому останутся ваши заводы? У вас надежный управляющий?