Нарушая правила
Шрифт:
— Да что случилось-то, ты можешь нормально объяснить?!
— Мать поставила мне условие. Или я расстаюсь с тобой или… — Тим опускает голову и буравит глазами пол, — иду топтать берцы.
— И ты не собираешься отдавать долг родине, — с упавшим сердцем развиваю его мысль.
Тим качает головой, но не в знак отрицания.
— Прости… Я… — он покусывает губы. — Ну только представь, я и в армию? Что я там забыл? Я там никого не знаю! — он даже пытается шутить. — А-а-а… — резко стонет, проводя обеими ладонями по волосам. — И ведь ты же с самого начала
Я жду, что он продолжит, но Чемезов молча опускает голову. У меня внутри все обрывается.
— Я поняла. Сейчас соберу вещи.
Сказав это, вылетаю из кухни и несусь в спальню. У меня горят щеки от стыда и осознания того, до чего я докатилась. Я зажмуриваюсь, не позволяя слезам хлынуть из глаз.
— Дина, я же не говорю, что ты должна прямо сейчас уходить! — кричит Тим, догоняя меня. — Давай поищем квартиру. Я помогу с оплатой, для меня это не проблема!
— Не надо!
Не оглядываясь, я пересекаю длинный коридор, забегаю в спальню и открываю дверцу шкафа.
— Дин… — Тим заходит в спальню вслед за мной.
Встав рядом, он пытается задвинуть дверцу.
— Отойди! — рявкаю на него.
Тим отступает. Я выгребаю с полки все свои шмотки, несу на кровать и сваливаю в кучу. Затем открываю другую половину шкафа, снимаю с плечиков оставшуюся одежду и достаю спортивную сумку.
— Не горячись, — успокаивающе просит Чемезов.
— Не горячись? — передразниваю его. — Ладно. Я спокойна, — при этом резкими движениями начинаю складывать в стопку свои футболки и кофты. — Может, все-таки расскажешь, где ты был? Знаешь, мне просто любопытно, чем занимался три дня человек, из-за которого я тут на стену лезла.
— Вряд ли тебе будет приятно это услышать.
— А я хочу услышать. От тебя! А не от твоей матери!
— Да что рассказывать? — Тим смотрит в потолок и порывисто вздыхает. — Я ездил к Фрицу… А потом встретил чувака одного, мы раньше вместе часто зависали. Он мою тачку на обочине увидел, ну и подкараулил меня… В общем, слово за слово, он позвал выпить. Короче, я бросил машину, и мы поехали.
— Тебе резко захотелось напиться? Что за чушь? — недоверчиво говорю и все никак не могу поймать его взгляд.
— Мне надо было расслабиться.
— В честь чего?
— Не знаю… Мне было фигово.
— Тебе было фигово? Серьезно?! Да ты хоть представляешь, что я тут с ума сходила?!
— Прости… Я козел… Я телефон свой в машине оставил… Мы накидались, а вечером погнали в клуб… Потом я плохо помню. Очухался уже в палате. На мне даже белья не было, представляешь? Я был в штанах, но без трусов. Даже не помню, где… был… с кем… Какие-то обрывки… Жесть, в общем.
К горлу подкатывает тошнота.
Хочется, чтобы он забрал назад свое гребаное признание, но все, что Тим только что сказал, все, о чем предупреждала его мать, неизбежно обрушивается
Тим с каким-то парнем напивается в баре… Они в клубе… Знакомятся с девушками, или, может быть, те сами к ним подходят… А потом…
Моей фантазии хватает, чтобы в красках расписать, что было потом.
— Ясно. Тебе бы анализы сдать. Мало ли, — меня передергивает от собственного ехидства.
— Уже. Мама оплатила мне полный пакет обследования. Заботится о потомках.
— Голубая кровь. Само собой, нужно беречь гены.
Мой голос звучит спокойно, но внутри творится такое, что я вообще не понимаю, как до сих пор стою на ногах.
Тим отрывает взгляд от стены напротив и переводит на меня.
— Дин…
— Я все поняла. Я сейчас уйду.
— Дин… Позволь мне помочь. Мне надо знать, что ты не останешься на улице.
— Зачем? Тебя же не волновало, как я жила эти три дня.
— Дина…
— Можешь выйти? Мне надо переодеться!
— Переодевайся. Что я там не видел? — грубо бросает Чемезов.
Вспыхнув, я встаю к парню спиной, стягиваю с себя его проклятую футболку и надеваю хлопковую рубашку в клетку и джинсы. Затем роюсь в сумке, чтобы достать носки.
— Ну вот куда ты сейчас?
Нахмурившись, Тим приближается, выдергивает у меня из рук носки и швыряет их на кровать.
— Да что ты делаешь?! — ору на него, встряхивая от злости головой. — Ты велел мне выметаться, я сваливаю! Что не так?! Или у тебя снова взыграла совесть? Она у тебя рандомно включается, что ли?
— Да пойми, я не могу тебя так отпустить!
— А мне ничего от тебя не надо! Ни-че-го!
Я выпрямляю спину, чтобы казаться выше и выглядеть более убедительно.
— Черт… — выражение лица Чемезова становится жестким. — Ты думаешь, в наши дни гордость — это такая топовая тема? Ни хрена ты не понимаешь, деревня! Ну вот, да, я не гордый, я прогнулся и что? Думаешь, ты лучше меня, да? Думаешь, что никогда бы так не поступила? Да любой бы так сделал, любой, кому есть, что терять.
— Вот и убеждай себя в этом.
— Хватит выпендриваться! Просто разреши мне снять тебе долбаную хату! — рычит Тим.
— Катись к черту! — разозлившись, жадно глотаю ртом воздух.
— Я тебя не выпущу отсюда, пока ты не согласишься, поняла?! — угрожает парень.
Тим обходит меня сзади и обвивает руками, прижимая к себе. Мое тело каменеет. Я так мечтала снова оказаться в его объятиях, а теперь мне все в нем противно.
— Тим… зачем? — жалким шепотом спрашиваю его. Глаза заполняются слезами. Горло сжимает так, что трудно говорить. — Ты все сказал, я тебя услышала. Деревне здесь не место. Но деревня и правда гордая. Дай мне хотя бы уйти достойно, не предлагай мне ничего. Я не приму у тебя никакой помощи, ни рубля, ни копейки. И дело не в том, что это деньги твоей матери, а в том, что меня так воспитали. Я не содержанка и не попрошайка. Я сама решу свои проблемы, ладно?