Нас называли ночными ведьмами
Шрифт:
Хотя бомб подвешивали очень много, я в эту ночь не чувствовала усталости. Настроение было приподнятое: ведь сегодня я впервые сама участвую в боевой жизни прославленного полка.
Уже близок рассвет, но наши боевые экипажи не обращают на это внимания - они спешат, стараются сделать как можно больше вылетов. "Бомбы! Вооруженцы!" - слышим мы голоса с разных сторон. Работаем еще быстрее, и самолеты один за другим уходят в предрассветную мглу.
Стало совсем светло. Работа закончена. Слышу команду: "Весь личный состав - на КП!" Собрались все - летчики, штурманы, механики, вооруженны. За отличную боевую работу всем объявляется благодарность.
* * *
Последняя военная зима прочно вступила в свои права, земля покрылась снегом, и наши По-2 сменили колеса на лыжи.
В декабре 1944 года и январе 1945-го мы работали по целям севернее и северо-западнее Варшавы: Насельск, Новы-Двур, Гура, Плоньск, Плоцк, Грауденц, переправы через Вислу… Стояли мы тогда в пункте Далеке, летали «по максимуму». Ночи зимой были долгие, в воздухе приходилось быть по 10-11 часов. В одну из ночей, 21 декабря, полк сделал 324 боевых вылета. На каждый экипаж приходилось по 11-17 вылетов. Летали с двух аэродромов: основной - Далеке и «подскок» - Говорово.
В Далеке мы встретили Новый Год - 1945-й. Этот год, мы не сомневались, принесет Победу. Осталось только последний раз собраться с силами и рвануть на запад…
Мы готовились к большому наступлению, решающему удару по фашистам - изучали по картам районы от Вислы до Одера и дальше. Наш 2-й Белорусский фронт держал направление на запад севернее Берлина, правым его флангом было побережье Балтийского моря. [302]
В первых числах февраля 1945 года мы уже приблизились к границам Восточной Пруссии. Полк стоял в 10 километрах от Млавы. Следующий пункт, куда мы должны были перебазироваться, находился на исконно немецкой земле - Шарлоттенвердер. Туда была отправлена наша передовая команда, но она вынуждена была вернуться, встретив по пути большую группу немцев, прорывавшихся к своим войскам. Когда все утихло, мы перелетели на новое место.
* * *
Шарлоттенвердер. Всюду беспорядок. Дома покинуты, двери настежь, внутри все разбито, перевернуто: вчера здесь похозяйничала пехота, которая прошла вперед.
Это было время, когда советские войска, перейдя границу Восточной Пруссии, ступили на немецкую землю. Нас призывали: «Отомстим немцам за убийства и истязания советских людей». Особенно старался Илья Эренбург, статьи которого публиковала «Правда». В войсках прошли митинги, призывавшие к мести. И у нас в полку был митинг…
Вскоре, однако, где-то наверху поняли, как вредна эта пропаганда, разжигающая низменные чувства людей. Но остановить все это оказалось нелегко… Шифровками из Воздушной Армии нас предупредили о том, что запрещается ходить в одиночку и без оружия. Опасались нападений.
Шарлоттенвердер был интересен тем, что здесь находилась фашистская школа связисток-разведчиц. Мы, конечно, осмотрели помещение школы. Внутри - пусто, только низкие деревянные кровати с матрацами и вдоль стен
Из любопытства мы зашли в только что брошенное имение. Большой зал, длинный стол, накрытый тяжелой скатертью. Здесь, может быть вчера, пировали немцы: закуски на блюдах, бутылки с винами, в бокалах недопитое вино. На стенах картины, всюду ковры… Видно, немцы неожиданно бросили все это и бежали в леса. Откуда-то издалека доносилась истошное мычание недоенных коров, похожее на предсмертный вой…
* * *
Погода нам явно не благоприятствует. Валит густой снег. Временами он прекращается, из-за туч выскальзывает тонкий месяц. Меня назначили разведчиком погоды. Я должна определить, можно [303] ли пройти к цели. Если можно, то дойти до нее и выполнить задание: сбросить ящики с боеприпасами нашим частям, вырвавшимся вперед.
– Если через полчаса не вернетесь, буду считать, что к цели пробиться можно. Начну выпускать остальных, - сказала Бершанская.
И вот мы с Ниной Реуцкой летим. Она вертится в кабине, что-то проверяя, прилаживая. Ящики с патронами, установленные возле кабин на каждом крыле, связаны системой веревок, концы которых находятся у штурмана. Система ненадежная… Снова пошел снег. Летим вслепую - видимости никакой. Мелькает мысль: не повернуть ли назад? Но я знаю: снег - это временно, облачность не сплошная. Значит, можно пробиться.
Внезапно ровный гул мотора прерывается. Короткие хлопки… перебои… Сердце екнуло: неужели садиться… Самолет планирует, теряя высоту. Мотор фыркает и - умолкает… Снова короткое фырканье… Ну, миленький, давай, давай! Не подведи! Постепенно он «забирает»…
Вышли из полосы снега и за речкой увидели на земле треугольник из костров. Снизившись, пролетаю над кострами. Внизу нам машут руками, шапками, я в ответ мигаю огнями.
– Приготовься, Нинок, буду заходить.
Спустившись еще ниже, захожу чуть правее костров. Нина дергает за веревки - никакого результата: ящики преспокойно лежат на крыльях. Еще раз захожу - то же самое. Что же делать?
– Сделай круг побольше, - просит Нина.
На этот раз она вылезла из кабины на крыло и по одному сталкивает ящики сначала с правого крыла, потом, перебравшись на другую сторону, с левого. Ящики тяжелые и сталкивать приходится свободной рукой и ногами. Я осторожно веду самолет, делая развороты «блинчиком», чувствуя каждое движение Нины… Наконец все восемь ящиков на земле. Огни закрывает пеленой - пошел снег…
* * *
Из воспоминаний Раисы Ароновой:
«…Восточная Пруссия. Богатые поместья. Мы обосновались в местечке, где еще недавно жили отставные прусские генералы… Заместитель командира полка майор Амосова шла с кем-то из наших техников, присматривая подходящее помещение для техсостава.
Заглянула в один дом: просторная комната, очевидно столовая. Первое, что бросилось в глаза, - большой портрет генерала на [304] стене. Посреди комнаты - стол. А за столом… Амосова вздрогнула: за столом, спиной к ней, сидел, склонившись, сам генерал в полной парадной форме!