Нас невозможно убить
Шрифт:
— То есть ты считаешь… — начало до меня доходить. — Господи, — шумно выдохнула.
Перед нашим столиком начала крутиться молоденькая официантка, предлагая на выбор шедевры кулинарии. Аппетита никакого не было, поэтому я ограничилась только кофе. Разумовский покачал головой, одарил меня недобрым взглядом, не одобряя мой выбор, но промолчал, последовав моему примеру.
— Я не бросала тебя из-за того, что ты мог остаться на всю жизнь растением. Я хотела, чтобы ты встал на ноги, но даже если бы этого не произошло, я никогда бы… Ты мне не веришь, — поняла по взгляду, в котором точно читалось недоверие. — А хочешь знать, почему я вышла замуж? Это
— Но ведь меня вылечили на сборы.
— Ты правда считаешь, что за три дня мы собрали такую сумму? А реабилитация? Хочешь я тебе докажу, что я не вру? Я не знаю как, зачем я это делаю, ведь ты мне не доверяешь. Но, наверное, я интуитивно чувствовала, что этот день настанет, поэтому так и не поменяла телефон и сохранила всю переписку с твоей сестрой.
Покопалась в старых сообщениях, извлекла архив двухлетней давности. Я на знаю, почему он у меня до сих пор сохранился, но я так и не посмела его удалить. Как и не поменяла за это время телефон. В принципе, он служил для меня только средством связи с несколькими близкими людьми. Для этого подходила и старая модель.
— Бред какой-то, — листал Разумовский сообщения, — мне операцию сделали сразу же, как я прилетел в Германию. В ту же минуту меня повезли в операционную.
— Я не знаю, Андрей. Смотри дальше. По словам твоей сестры, ты умер. Именно в день моей свадьбы ты умер.
Разумовский ещё долго не мог понять для чего это его сестре, но то, что он узнал номер и поверил мне, это было бесспорно. В душе снова зарождалась какая-то надежда. Я рассказывала ему все, даже про то, что лежала в центре по лечению зависимости. Лишь от одной зависимости в лице Андрея, они меня избавить не смогли.
— Наверное поэтому отец твой сказал, чтобы я тебя не подпускал к себе. Ты сбежала, когда они решили, что твои нервные срывы лучше лечить специалистам.
— Они меня в психушку упечь решили? — не поверила я.
— Вот честно, я уже ничего не знаю. В голове не укладывается то, что мои мама и сестра были в курсе всего. Мне нужно время, чтобы разобраться.
— А я оставила попытки что либо понять, потому что устала жить в постоянном обмане.
— Мне пора возвращаться на работу.
— Конечно, — проглотила я ком в горле, чтобы не расплакаться.
— Ты где остановилась?
Я выпалила адрес, даже номер комнаты, а потом вдруг запереживала.
— Ты ведь меня не сдашь им?
— Нет, Божена.
— Главное я убедилась, что ты жив. И у меня остался последний вопрос. Ты с ней счастлив? — Разумовский одарил меня непонимающим взглядом. — Твоя мама сказала, что у тебя есть девушка.
— Была, — я с облегчением выдохнула. Хотя признаюсь, что жуткое чувство ревности давно шевелило щупальцами. Мы вышли на улицу, оставляя позади кафе. — Ещё вчера была. Не берусь утверждать, что мы окончательно расстались, но с ней я чувствовал себя живым, что ли. Не хочу говорить о том, что было со мной после того, как я пришел в себя, а тебя рядом не оказалось. Но когда я познакомился с Милой, жить стало гораздо легче.
— Это мне и нужно знать. Я не хочу тебя оставлять в ненадежных руках.
— А ты куда-то собираешься?
— Я образно. А вообще, да! Рано или поздно Самойленко меня найдет. И не факт, что меня не упекут в какую-нибудь лечебницу. Поэтому, наверное, вечером или утром я сяду на первый попавшийся рейс и улечу куда-нибудь, —
— Что именно?
— Что будешь жить полноценной жизнью ради меня. Ради того, что я прошла.
— Я верну все до копейки Самойленко.
— Не нужно, Дикий! — я провела ладонью по его щеке, вспоминая, какое это прекрасное ощущение. — Это мой тебе подарок. Я вполне достаточно пережила за эти деньги. Я за них уже рассчиталась.
Он заключил меня в свои медвежьи объятья. Как-то так резко и немного неуклюже. По-моему, даже между позвонками хрустнуло от его хватки. Я боролась со слезами, уткнувшись в мощное мужское плечо. Руки ходили ходуном от мелкой дрожи, но они цеплялись за него.
— Я не хочу прощаться, — призналась честно. — Но знать, что ты жив гораздо проще, чем оплакивать тебя каждую ночь. Мы не увидимся больше. Я тебе обещаю, что оставлю тебя в покое.
— Думаю, так будет лучше, — согласился Андрей.
Понимая, что больше не могу, оттолкнула его и пошла прочь. Не оборачиваясь. Слёзы беззвучно стекали по щекам, а я не пыталась их как-то сдерживать. Я отпустила. Нет не отпустила. Но обязательно отпущу. И возможно когда-нибудь, через много лет и я, наконец, обрету свое счастье.
Бродила по городу. Даже решилась купить себе новые вещи, потому что уже второй день ходила в одном и том же. Купила новый телефон, занесла туда номера Олега и Нади, а от старого избавилась, как и от кредиток, которые пошли на дно Москва-реки.
В гостинице меня ничего не ждало, но я почему-то решила вернуться уже ближе к вечеру. Нужно было сдать ключ и… не знаю. Что-то тянуло. Решила, что там приму душ и начну собираться в дорогу. За день передумала много. Возможно, нужно было бороться за Разумовского. Но, возможно, так лучше. Я ведь научилась жить без него, существовала как-то эти годы. Пора прекращать мучить себя глупой детской влюбленностью. И, возможно, Надежда Петровна сейчас меня там проклинает за мои слова. Язык мой — враг мой. Но если было бы только можно. Если бы… Но эти полчаса, проведенные с Андреем, дали мне точно понять, что я не хочу больше ни во что его втягивать. Потому что сейчас со мной рядом было находиться не то, чтобы опасно, просто вредно.
Нужно было настроиться. Единственное, вернее единственный, кто меня здесь держал — это Разумовский. Старые вещи в мусорное ведро. Контрастный душ после такого долгого и богатого на эмоции дня. Впрыгиваю в нижнее белье, когда раздается стук в дверь. Ругаясь про себя матом, натягиваю халат, который предоставляла гостиница и, наконец, открываю. Хотя умом понимаю, что там может быть Слава или папа, но…
В следующее мгновение меня словно сносит потоком воздуха, припечатывая к стене. Я всё ещё не могу понять, а напористые мужские губы целуют мои, причиняя лёгкую боль. И только уловив запах, даже не открывая глаз, я с яростью отвечаю на этот поцелуй. Крышу просто рвет от удовольствия и счастья, которое переполняет все внутри. На пол падает что-то тяжелое, но я не обращаю внимания, стягивая с него ветровку. Руки лезут под футболку, вспоминая давно забытые ощущения жара его кожи. Пояс моего халата поддается под натиском Разумовского, и вот он уже бесформенной грудой лежит на полу. Легко избавлюсь от его футболки, спускаюсь к ремню брюк, когда Андрей начинает покрывать поцелуями мою шею, скулы, спускается к ключицам. Ему мешает белье. Слышу едва уловимый треск, пока ещё эмоции не полностью захлестнули.