Нас просто не было. Книга вторая
Шрифт:
Олеся ехала на санках, пытаясь поймать редкие снежинки то варежкой, то ртом. И если ей это удавалось, то она звонко смеялась.
Итак, чем мы занимались в парке. Во-первых, накатали мого-много кругов вокруг пруда. Причем мелкой принцессе не нравилось, когда мы с подругой шли спокойно,и разговаривали, неспешно катя санки за собой. Нет, ей нужен был драйв, скорость и азарт. Рисковая деваха. Поэтому мы бегали, как две пони, катая Олеську из стороны в сторону. При этом одна должна была везти, а вторая непременно бежать рядом, дабы создавать барыне нужное настроение.
Все вспотевшие, запыхавшиеся, румяные, шумно с надрывом дыша, наконец остановились посреди тропы.
– Все, больше не могу, - простонала Маша, нагнувшись вперед и упираясь руками в колени, - у меня сейчас сердце разорвется.
– Ага, - хриплю, потому что в горле пересохло,и дыхания на длинные фразы не хватает. Стою, уперев руки в бока и задрав голову к небу. Сердце бьется где-то в горле, гулко, торопливо, раскатисто. Изо рта белыми клубами вырывается дыхание. Устала, но ощущение такое, будто заново родилась.
С санок доносится недовольное "Бу!".
– Что «бу»? Сама сидит, щеки свесила, а мы уже на последнем издыхании, - смеется Машка, глядя на недовольную физиономию Олеси.
Та начинает нетерпеливо подпрыгивать на санках и настойчиво повторять:
– Ма-ма, ма-ма, ма-ма, ма-ма, – тактично намекая, чтобы мать не стояла как истукан, а занялась делом.
Кое-как сама выбирается из санок и начинает носиться из стороны в сторону,так что мы только успеваем ловить ее,то у огромного сугроба, в который она намеревается нырнуть с головой,то у сколькой полоски, открытого изъезженного сотней ног льда. Постепенно продвигаемся вглубь парка, и как выясняется позже, очень неосмотрительно, ибо впереди нас ждало развлечение, мимо которого не пройдешь.
Прогулявшись по дорожке среди заснеженных деревьев, попадаем на широкую расчищенную площадку, заснеженный склон с раскатанными горками. Как тут удержаться? Правильно, никак.
Идем кататься, несмотря на усталость. По очереди то я,то Маша скатываемся на санках вместе с Олеcей. У нее полный восторг. Это первое такое развлечение за всю еe жизнь. Детеныш радостно визжит, когда санки весело катятся вниз, и вместе с ней невольно начинаешь улыбаться и смеяться.
Новoгодние каникулы, людей просто море. Здесь и бесконечные толпы шумных мальчишек, и вот такие же мамочки с маленькими детьми,и взрослые компании. Каждый катается, как может. Кто на санках, кто на ледянках, кто на ватрушках. Громко, весело, с огоньком. Настроение постепенно ползет вверх,и тяжкие думы нехотя отступают.
Проходит еще полчаса. Силы окончательно покидают. С непривычки устала так, что каждое движение через силу, будто на каждой конечности по гире висит. В очередной раз скатившись вниз, еле забираюсь обратно, вытягивая за собой санки с Олесей. Наверху
– Все, вот теперь я точно больше не могу, – стону, плюхаясь рядом с ней на колени. Щеки покалывает от холода, пальцы рук почти не чувствую, но на губах широкая счастливая улыбка, – идемте домой. Я хочу тихий час.
– У кого-то он уже начался, – усмехается Семенова, кивнув в сторону Леси. Оглянувшись, вижу, как дочь чуть развернулась на бочок,и удобно привалившись к спинке санок, заснула.
– Спеклась малявка, - констатирую очевидный факт.
– Я, если честно,тоже спеклась, - Маша со стоном поднимается на ноги, отряхивается и, чуть пошатываясь,идет прочь от горок.
Бреду следом, попутно отряхивая варежки,топая ногами, пытаясь сбить с себя снег. Бесполезно. Мне кажется, он везде. В ботинках, за шиворотом, даже в трусах. Зябко, сыро, но до невозможности здорово.
Еле плетемся вперед, переставляя ноги, как две древние старушки. Наигрались, накатались, набесились. Сейчас точно приду домой, поем и спать вместе с Олесей лягу.
– Какие планы на ближайшие дни?
– интересуется Маша.
– Сегодня, завтра – дома, а послезавтра к Маринке на юбилей идем.
– С дочкой?
– Да, - киваю, скидывая с лица влажную прядь волос, выбившуюся из-под шапки, - пора уже ее с родственниками знакомить. Маринка и так в шоке будет от новости, устроит такой разнос, что даже подумать страшно.
На самом деле совсeм не страшно. Знаю, что Ковалева вся изворчится, но знакомству с племянницей будет безмерно рада.
– То есть Леська будет твоим подарочком?
– Типа того.
– Бантик к ней привяжешь?
– смеется Маша.
– Ага, еще в блестящую коробку посажу, и ленточкой обмотаю, – фыраю в ответ, представив солько тогда воплей будет от «подароча», – Я еще торт прикольный заказала. Марина такие вещи любит, а парни у нее в два счета любой пирог умнут. Так что, думаю, весьма кстати придется.
– У меня завтpа днeм время свoбoдное есть. Могу отпустить, – бесхитpостнo пpедлагает Семенова, и я c радостью соглашаюсь, потому что действительно надо бы зайти в пару мест, а с ребеном на руках это неудобно.
Раздается телефонный звонок. Чертыхаясь и бухтя под нос, стягиваю сырые варежки, потом расстегиваю куртку, лезу во внутренний карман, и, наконец, ухватив непослушными расными пальцами телефон, смотрю на экран.
– Маринка, - хмыкнула, глядя на фоту сестры, - она как чувствует, что о ней говорим.
Пытаюсь ответить, роняю варежки, путаюсь в веревке от санок. Маша до этого скептически наблюдавшая за моими акробатическими потугами качает головой, забирает санки и потихоньку идет вперед, устало бросив через плечо:
– Нагонишь!
– Хорошо, - говорю ей вслед и отвечаю на звоно.
– Мать, до тебя как до Кремля – фиг дозвонишься! – слышу недовольство в голосе дорогой сестры.
– Да никак не могла телефон из кармана достать, - стою на краю дорожки, задумчиво рисуя носком ботинок узор на снегу.