Нас возвышающий обман
Шрифт:
– Нет, Альбус, нет и нет! Я тебе уже все сказал! Можешь и не стараться уговорить меня. Мне моя жизнь слишком дорога.
– Вот уж не думал, – Дамблдор еще раз обвел взглядом разрушенную комнату, – что тебя так легко напугать. Надо же, устроить такое! Я почти поверил...
– Позволь полюбопытствовать, пока ты не ушел, что же меня выдало?
– Кровь дракона. Кстати, великолепная находка!
– Да уж, – незнакомец довольно погладил себя по бокам. – Ее было нелегко достать. Да и на это представление я потратил больше половины своих
– Гораций, повторяю, в Хогвартсе тебе было бы безопасно.
– Хватит, Альбус! Перестань давить не меня! Я уже дал тебе ответ. Я предпочту умереть в своей постели, как бедняга Абракас Малфой. Дорогой старый друг... Последние годы он жил так уединенно.
Лили сразу вспомнились пасхальные каникулы, которые она проводила в доме Мунроков. На третий день ее пребывания леди Селеста получила сову. Письмо было обвито черной траурной лентой. Девочка никогда и представить себе не могла, что один его вид может заставить эту бесчувственную даму побледнеть и вскрикнуть. Пробежав глазами по строкам, она встала и, пошатнувшись, вышла из комнаты. Лорд Максимус проводил жену взглядом и поднял письмо, упавшее на пол.
– Скончался Абракас Малфой... Вот это ирония! От драконьей оспы. И все же столько лет...
Снова заговорил Дамблдор и прервал ее воспоминания.
– Неужели такой человек, как ты, мечтает умереть от драконьей оспы? А впрочем, дело твое... Ты разрешишь мне перед уходом воспользоваться туалетом? – Директор подхватил с пола пару журналов. – И могу я взять это?
Его собеседник кивнул.
– Своих юных друзей я оставлю в твоей компании. Гарри, Лили, это мой хороший друг Гораций Слизнорт, бесподобный зельевар!
– Лучше, чем крестный?
Гарри скривился. Этот вопрос прозвучал слишком неуместно здесь...
– А кто твой крестный, дорогая?
Слизнорт взмахнул палочкой, возвращая на место разбитую люстру, вспыхнул свет. Маленькие глазки за круглыми стеклами очков пристально изучали лицо Лили.
– Северус Снейп, профессор зельеварения в Хогвартсе.
– Снейп? Талантливый мальчик... Бесспорно!
– Только непонятно, как он умудрился стать твоим крестным?! Сириус всегда... – Гарри замолк на полуслове, увидев, что глаза Лили наполнились слезами. – А-а!
– Так ты дочка Блэка? Дай-ка я рассмотрю тебя. Ну, конечно, конечно... Я должен был сразу это понять! Одно лицо... Удивительно даже... Должен сказать, что твой отец всегда был слишком нетерпелив. Плохое качество для зельевара. Но я сочувствую твоей утрате.
Слизнорт извлек из кармана пижамы огромный платок и протянул его Лили. Она мельком заметила, что платок тоже был полосатый.
– А вот твоя мама... У нее был настоящий талант к зельеварению! Конечно, леди Селеста никогда бы не позволила ей посвятить себя этому. Жаль! Как жаль! Одна из моих лучших учениц! Она и Лили Эванс... Да...
Гарри вздрогнул, чем привлек внимание Слизнорта. Тот уставился на его лоб, на шрам. Привычный жест растрепал волосы, челка упала на лоб.
–
– Вижу, ты уже познакомился с моими подопечными, Гораций. Славно, славно... Но теперь нам пора, если ты, конечно, не хочешь, чтобы я помог тебе убрать этот беспорядок.
– Не хочу! – буркнул Слизнорт. – Сомневаюсь, что ты сделаешь это даром.
– Как хочешь, дорогой мой, как хочешь. Ты не против, я прихвачу эти журналы? – Директор потряс стопкой перед лицом друга. – Магглы создают замечательные кроссворды. Гарри, Лили, мы уходим.
Хлопнула дверь за спиной, скрипел гравий на поездной дорожке, начал моросить дождь. Леди Гвиневра говорила, что в воде стоит черпать силы, что в ней течет кровь великой феи... Эта кровь разрушает жизнь! С ней невозможно обрести счастье, даже она это понимает. Или все-таки...
За спиной разлилось сияние. Быстрый взгляд через плечо – ярко освещенный квадрат вновь распахнувшейся двери, низенькая плотная фигура.
– Я хочу прибавки к жалованию! И свой бывший кабинет!
Дамблдор усмехнулся в бороду, но не обернулся.
– Как пожелаешь, Гораций. Увидимся в Хогвартсе!
*
Она смотрела на дождь. Как же все-таки завораживает ее проклятая вода! Она столько лет пыталась заставить себя полюбить пламя. Солнце, огонь в камине, яркий и холодный блеск драгоценных камней... И все же не так манит, не заставляет кровь петь.
Августовские дожди – слезы по лету, упругие удары тяжелых капель по потерявшей свежесть листве, размокшие чавкающие газоны, раскалывающееся грозами небо. И вереница капель на стеклах... В них она больше не видит любимого лица. Чувства, столько лет не отпускавшие ее, заставлявшие ее мечтать, стремиться, вдруг разом осиротели. И каждая капля стала лишь осколком разбитого сердца, перестав быть зеркалом несбывшейся любви.
– Селеста, дорогая, неужели ты скорбишь о зяте?
Женщина едва заметно вздрогнула и отвела глаза от оконного стекла – в нем она отчетливо видела отражение мужа.
– На публике ради соблюдения приличий я готова притвориться. Пока не кончится траур. Осталось совсем немного. Но уж конечно я не буду делать этого дома!
– Ты отвела дочери на траур три месяца...
– И это долго! Этого брака вообще не должно было быть!
– Похоже, в нашей семье слишком часто совершаются именно такие браки. И все же ты слишком жестока к Селене.
– Это расплата за ее ошибку!
– А сколько времени ты отвела на свою скорбь?
Резко обернулась, хрустнули кости в сжавшихся кулаках, ободки колец впились в пальцы.
– Что ты... – почти шипение.
– Что я? Нас теперь осталось только двое – в нашей жизни, в нашей семье, в нашей постели. – Горький смех. – Наконец я дождался, и миледи будет делить ложе только со мной. И, возможно, я даже стану уважать твою печаль, если и ты будешь терпима к чужому горю.
– Пе... печаль?! Да что ты знаешь?!