Наш человек на небе
Шрифт:
– Извините, — сказала Юно, с жадной неловкостью выхватывая детали; чужая, в сущности, история казалась ей необычайно важной — здесь, в полутёмном тамбуре, где случайные сообщницы прятались от всего мира.
– Дак что там... любила. А он, вишь, другую выбрал. Мать Колькину. Всегда такой был — всегда по сердцу выбирал, по сторонам не смотрел, вперёд, вперёд!..
Баб Саша взмахнула пухлой рукой, тихо рассмеялась — с неяркой, давно отжившей грустинкой.
– Горевала я... ох, коминтерновская!.. Думала уж руки на себя наложить. Дак что там, спасибо матери, матерь не дала. Помню, хворостиной меня ходила...
– А потом?
– Дак что потом... погоревала да перестала. Не век же горевать. Так и жила. Покумились мы с его
«Неужели и здесь разумные бывают несчастливы?..» подумала Юно. «Да нет, конечно, бывают. Они свободны, они не боятся ни смерти, ни своих владык; более того — именно в кремлёвских ситхах и видят земляне лучшую защиту от страха... спасение от бессмысленности мира. Они свободны и ничего не боятся — а потому кажется, будто разумные Державы СССР просто не могут быть несчастны...»
– Звали, ещё как звали... — толстуха повела круглыми плечами; жест потерялся под одеждой, — да не пошла я. Ты не смотри, это я теперь только такая... для кого уж мне красивой-то быть.
«Вот она...», подумала Юно, «несчастна? и всё равно живёт, живёт в своём мире, настоящем... А я?.. Ведь я хочу, я безумно хочу остаться здесь, с Колей... на Земле. На поверхности — и Крат с ним, с пространством... хотя почему? Я смогу летать и здесь: по слухам, Владыка Сталин запускает свою программу строительства СИДов... или чего-то аналогичного. Их машины никогда не сравнятся с сиенарскими, но это неважно... после Каллоса мне многое кажется неважным, из того, о чём говорил отец...»
– Дак кулаки убили. Отца его убили, и мать заодно убили. Он же в активе был, с самого начала. Ну и её заодно... А Кольку не убили — не нашли в подполе. Дед вернулся, забрал Кольку-то... я деду его помогала чем могла. Колька-то и не помнит ведь. Он мелкий был, шебутной... Слева от Юно, в доме, смеялись и гомонили люди. И справа, на улице, смеялись тоже. Мир сделался ужасно тесным, слева жарким, справа ледяным. Девушке казалось, что стоит раскинуть руки, и по её телу побежит электрический ток.
Она нуждалась в хорошей встряске. Долг перед Империей, присяга Вейдеру, лица товарищей по «Чёрной Восьмёрке»... всё оказалось словно перечёркнутым желанием... да, Крат задери! желанием связать жизнь с Владыкой ситхом.
Желанием наполнить жизнь смыслом.
– Ты не смотри, что он такой простой, Колька-то, — сказала баб Саша. — Он шебутной. В ихнем роду все мужики шебутные. Вот раз было... Хлопнула дверь. Положительный мужчина Андрей Антоныч, на ходу срывая шапку и отфыркивая снег, протрусил в обратном направлении. Женщин на брёвнах он так и не заметил. Юно задумчиво проводила взглядом энергичный затылок.
Ей вдруг вспомнилась стриженая голова Старкиллера... вспомнилась мимоходом, и оттого почти со стыдом, и сразу же забылась.
– --
Часть IV. Час до полночи
Глава 10. Остров погибших кораблей
Ранним утром пятницы 12 декабря 1941 года соединение японского флота под командованием вице-адмирала Тюити Нагумо нанесло удар по военно- морской и авиационной базам САСШ на острове Оаху. Нападение, которого американцы ожидали 7 декабря, по неизвестным на тот момент причинам оказалось отложено почти на неделю.
Япония сосредотачивалась, сосредотачивалась — и наконец сосредоточилась.
Для проведения операции первоначально было выделено шесть авианосцев в сопровождении двух линкоров, двух тяжёлых и одного лёгкого крейсера. Ну, и чуток всякой мелочи. Однако «по дороге» в состав соединения включили ещё один линейный корабль, добавили крейсер, несколько эсминцев и транспортных кораблей.
В гавани Пёрл-Харбор стояли на якоре восемь американских линкоров, четыре тяжёлых и восемь лёгких крейсеров, около сорока эсминцев,
Вероятно, правду говорят: одной из фундаментальных черт японского национального характера является вероломство — именно поэтому «Бусидо», кодекс поведения самурая-раба, так натужно и ненатурально воспевает безусловную преданность по отношению к господину. Однако вероломство вовсе не исключает доблести: очередное внезапное, — или, вернее, «внезапное», — нападение принесло Японии небывалый, просто неправдоподобный успех.
Исходные планы атаки предполагали нанесение удара лишь двумя волнами — с целью извлечения максимальной прибыли от эффекта неожиданности. Командующий флотом адмирал Исороку Ямамото, формально не имея времени провести изменения через штабы, своей волей скорректировал приказы: теперь палубная авиация должна была действовать в четыре волны — три основных плюс завершающая.
Кроме того, согласно первоначальному замыслу артиллерийские корабли должны были воздержаться от непосредственного участия в боевых действиях. Считалось, что риск обнаружения перевешивает возможный выигрыш от снарядной бомбардировки острова. Ямамото и здесь выбрал иной путь. В новых приказах, которые доставил на флагман 1-го Авианосного Флота «Акаги» капитан-лейтенант Судзуки, вице-адмиралу Нагумо предписывалось включить в план атаки все три линейных корабля и два из трёх тяжёлых крейсеров. Ставки, — и без того высокие, — поднимались всё выше. Нагумо зябко втянул в плечи и без того короткую шею, помотал головой и созвал на флагман командиров остальных кораблей — приказ есть приказ. Адмиральская отвага по своей природе сильно отличается от храбрости рядового матроса или лётчика палубной авиации... Наибольшее удивление вызвал перенос даты операции: флоту предстояло проболтаться в открытом море несколько лишних дней, на случай обнаружения имитируя то ли подготовку ко вторжению на Филиппины, то ли Большие Императорские манёвры.
Но зачем понадобилось сдвигать момент атаки с воскресенья, — когда значительная часть моряков и команд береговой охраны находится в законном увольнении, — на пятницу?
К настоящему времени большинство историков сходится во мнении: Ямамото достоверно знал, что американцы ожидают удара — и ожидают удара именно в воскресенье 7 декабря. По инерции прождав нападения ещё пару дней, личный состав и командование флота САСШ наконец элементарно расслабились — до следующего воскресенья. Вполне естественно: ни один человек не может находиться в состоянии готовности постоянно, рано или поздно последует «откат». Несомненно, свою роль сыграли и до сих пор неизвестные нам источники новой агентурной информации. Тонкий и точный психологический расчёт командующего оправдался; осторожная азартность натуры Ямамото, склонность к глубокому и всестороннему изучению противника, гласная и негласная поддержка со стороны императора Сёва по многим принципиальным вопросам — все эти факторы позволили командующему принять решение не просто рискованное, не только удивительно верное, но и, — как становится ясно теперь, — безальтернативное по критерию соотношения понесённых потерь и причинённого урона. В шесть часов утра первые самолёты первой волны оторвались от палубы «Акаги». Торпедоносцы, высотные и пикирующие бомбардировщики, пушечные истребители устремились к острову Оаху. В районе мыса Кахуку группы разделились — подставляться под снаряды зенитной артиллерии всем вместе смысла не было.