Наш человек на небе
Шрифт:
– мерном фазовом пространстве S переменных x 1, …, x n заключается в том, что мы просто-напросто перестаём считать величину t координатной точки, а считаем её... параметром! Таким образом, фазовая траектория L получается из кривой K в результате проектирования пространства R на пространство S в направлении оси t.
Берия покосился на Сталина: тот изложению не препятствовал. Иосиф Виссарионович сейчас вообще был какой-то странный — не то чтоб несобранный, а словно всматривался куда-то вглубь себя самого, будто именно
Берия подумал и признался себе, что определённую уверенность в будущем такая отстранённость всё же внушала.
– А посему сейчас мы кратко рассмотрим вопрос асимптотической устойчивости... — воодушевлённо продолжал Андрей Николаевич.
– Товарищ Колмогоров, — резче, нежели намеревался, сказал Лаврентий Палыч. — Представьте, что выступаете перед людьми случайными, неспециалистами. Представили? И как бы Вы им вот это всё изложили? Предельно просто.
Колмогоров был устроен так...
Глупое, наверное, слово: «устроен». Ведь человек настоящий, только когда он совсем один — когда он хоть с кем-то, он уже играет. Вот он лекцию читает или поёт хором или гуляет с учениками в лесу под Комаровкой — разве это он? Самолётик летит, огоньки мигают, пунктирная линия получается — от того, что есть на самом деле.
Так и Андрей Николаевич: горел, как звезда горит — но восприятие спектра сильно зависело от наблюдателя.
Когда он читал лекции для математиков, — неважно: для школьников ли, для коллег-академиков, — то лекции для школьников понимали студенты, лекции для студентов понимали аспиранты, лекции для аспирантов понимали доктора наук, а научные доклады для докторов наук полностью не понимал почти никто.
Зато публичные лекции Колмогорова были абсолютно понятны всем, даже не математикам. Андрей Николаевич знал, по-настоящему знал свой предмет — а это есть необходимое предусловие доступного изложения. Просто в разговоре с коллегами Колмогоров не мог позволить себе разжёвывать очевидные вещи — он сам, прежде всех остальных, счёл бы такой подход неуважительным.
Но теперь академик получил от Берии разрешение излагать доступно — и с облегчением излагал доступно.
– Таким образом, констатируем, что эффективность работы радаров «Палача» ощутимо снизилась, — сказал математик, — очень серьёзно снизилась. За две с половиной сигмы точность геопозиционирования выпала уже около недели назад, но...
– Параметры орбиты стабильны, — негромко заметил Тихонравов. Ввиду «космической» повестки, Михаила Клавдиевича спешно вызвали с полигона, из-под Астрахани. Среди собравшихся в зале участников совещания он был единственным, кто по-настоящему понимал математическую составляющую проблемы, — даже умница Берия в этом смысле сильно отставал. Колмогоров благодарно кивнул ракетчику:
– С этого мы начали,
– Связь? — предположил Судоплатов.
– Отмечались некоторые проблемы, — согласился Андрей Николаевич. Он всё время делал отметки на своих картах, как будто прямо в процессе разговора решал некие параллельные задачи. — Как жаль, что товарища Сифорова... мда, ну да не суть. И раньше отмечались, и в последние две недели обострились даже. Но мы компенсируем, да, компенсируем.
– Как?
– Переход от детерминированной модели к стохастической, — с лёгкой улыбкой вмешался Тихонравов.
Андрей Николаевич радостно поклонился в сторону ракетчика:
– В мышлении и творчестве человека проявляется только тенденция к поискам более простых, оптимальных решений. Достижение лучших решений, построенных совсем иначе, таких решений, которые не могут быть получены из предложенного путём мелких улучшений, лежит за пределами того, что может уловить самая изощрённая интуиция.
– Гносеологический принцип формулируете?
– Он самый, дражайший Михаил Клавдиевич, он самый.
– Иначе говоря, Вы утверждаете, что человеческое мышление есть постоянный поиск «локальных экстремумов»? Независимо от задачи?
– Независимо. В общем и целом, учитывая или не учитывая существование в человеческой популяции... мда... так называемых «гениев». Либо сильных сторонних возмущений.
– Это эволюция, — очень медленно произнёс Тихонравов. — Биологических видов. Фактически, Ваш гносеологический принцип утверждает, что посредством эволюции природа «думает». Следовательно... Философский диспут на заседании Государственного комитета обороны по-своему завораживал.
Берия прокашлялся.
Учёные спохватились.
– Итак, — сказал Колмогоров, — раз уж... да, так вот. Получается, что работа разума, биологическая эволюция, движение электронов, перемещения войск, наконец... мда. Так что задаём известные начальные положения в виде матрицы — с учётом погрешностей, конечно... первый вектор невязок... второй...
И всё же Колмогоров встал на привычные рельсы; если достаточно долго заниматься математикой, математика займётся тобой. Но Сталин терпеливо дожидался завершения выкладок — и присутствующие дожидались тоже.
– Вот так своеобычно, — сказал наконец Андрей Николаевич, отрываясь от записей.
– Выходит, не так уж нам теперь нужен «Палач»? — полуутвердительно спросил Тихонравов. — Но объём расчётов, конечно, требуется колоссальный.
– Вычислители наших... мда, союзников. Прекрасно справляются. Без их вычислителей, безусловно, ничего не получилось бы: аналитического решения тут быть не может, поскольку...
– Андрей Николаевич, родной, — спросил вдруг Тимошенко. — «Палач» не нужен?