Наш человек на небе
Шрифт:
Колмогоров на мгновение запнулся:
– Нужен, отчего же. Просто задачи разведывательного характера... прогностического, скорее.. да. Эти задачи мы теперь в состоянии решать и без информации с орбиты. Хотя, безусловно, если требуется более высокая точность... но можем решать и без «Палача», отчего же. По крайней мере, до устранения причины.
– «Причины»? — практически хором произнесли Берия, Судоплатов и Тимошенко.
Математик смущённо улыбнулся.
– Ну как же? Я полагал, это общее место. Радары выходят из строя практически... собственно, о гауссиане, как было бы в случае естественного исчерпания остаточного ресурса, и речи не
– Сила не лжёт, — пророкотал Вейдер.
– Теория вероятностей — тем более, — парировал Берия. Вейдер не удостоил его даже взглядом.
Это была не совсем та реакция, на которую рассчитывал Сталин. Откровенно говоря, он надеялся спровоцировать небольшой, — не конфликт, разумеется, — небольшой спор между инопланетным командующим и земным наркомом. Лаврентий Палыч, с которым Сталин поделился замыслом, вздохнул и подыграть согласился; а вот Вейдер упорно не желал снисходить до препирательств, пусть и чисто деловых.
Возможно, и следовало бы выдерживать прежний бесконфликтный курс. В конце концов, подчёркнутое спокойствие Иосифа Виссарионовича в первые минуты «знакомства» позволило ему удержать горячего татуинского парня от опрометчивых поступков.
Да, Вейдер сообщил ему название своей родной планеты — в коротком сумбурном разговоре в палате, пока бежали к ней земные врачи, а медтехники штурмовиков возились со шлангами и проводами. Механическая ладонь сжала пальцы земного Главнокомандующего, диффузор чёрного шлема зашипел: просыпающийся Вейдер заговорил. Миг слабости — меж сном и явью; миг откровений... Удивительное дело: Сталин видел, что отдельные слова и фразы, короткие признания, даже случайное рукопожатие — совершенно незначительные сами по себе события словно складывались в мозаику. Он ещё не знал картины, которая должна проявиться в итоге, но чувствовал, что картина эта окажется... нет, конечно, отнюдь не простой, — в событиях, приведших Вейдера к Сталину, не было и не могло быть ничего простого, — пусть не простой, но всё же понятной.
Он не стал дожимать Вейдера в палате, выпытывать какие-то подробности: мало ли, что наболтает человек, выходящий из-под наркоза? И ведь потом возненавидит тебя; возненавидит не собственную болезненную откровенность — но того, кто воспользовался ею.
Теперь, когда Вейдер, — неожиданно быстро, словно питала его некая внешняя сила, — окреп, стоило попробовать заострить общение. Глядишь, и проговорится в запале спора о чём-то важном, но проговорится уже «расчётно».
– Вот распределение, — сказал Берия, выкладывая на стол бумаги. — Вот расчётное, согласно теории надёжности. А вот фактическое — плюс-минус равномерное, ничего общего с ожидаемым. Хорошо ли Вам видно? Иосиф Виссарионович чётко понимал, что в некоторых профессиях точное знание формулы нормального распределения скорее вредно, чем полезно; зато способность нутром чуять отклонение от гауссианы — свойство наинеобходимейшее. Очевидно, Вейдер и сам сознавал, что аппаратура «Палача» отказывает как-то неправильно, потому что последовательно сводил спор к вопросам более ритуального, нежели технического характера. Либо же в настоящее время техника вообще интересовала его постольку
– поскольку...
Сталин снова и снова задумывался о том интересе, который проявили пришельцы к ничем, строго говоря, не примечательной личности товарища Половинкина. Ведь больше внимания проявляют, чем к заслуженным генералам. Первый контакт, контакт непростой, нервы сторон оголены — но Старкиллер сам настаивает
Попытка вербовки.
Необычайно уважительное отношение штурмовиков.
Мнение «того самого» Мясникова, наконец.
...Если только обоснование не лежит где-то вне логической плоскости. Если существует некий признак, который переводит сержантика госбезопасности в разряд «достойных»... но какой? Впрочем, для того, чтобы эффективно использовать построенную классификацию, не обязательно владеть её критерием.
Они помешаны на своих теократических идефиксах, на культе «силы»... и безапелляционно называют Половинкина «падаваном» Сталина — что бы ни означало это понятие.
– Есть мнение, — сказал Сталин, пресекая вялый спор, — что возникшие на «Палаче» проблемы связаны с отсутствием на борту именно Вас, лорд Вейдер. И Вашего падавана. Эффективная работа нуждается в эффективном управлении. А эффективное управление в подобных вопросах неизбежно опирается на силу.
Тёмная фигура напротив не шелохнулась, лишь дрогнули и сжались чёрные кулаки; Сталин почувствовал, что попал в точку. В мире, откуда пришёл Вейдер, понимание сопромата, теории вероятностей, формальной логики и функционального анализа не значило ничего — весь интеллектуальный аппарат вполне удавалось заменить знанием терминов «падаван» или «сила».
Видимо, для них это что-то вроде церковного канона. Не так уж важно, понимаешь ли ты суть религии, которую исповедуешь — лишь бы звучали «правильные» термины.
Вполне стандартная ситуация и на Земле; в некоторых наиболее деградировавших культурах понимание чего бы то ни было и вовсе не требуется — для создания впечатления авторитета достаточно как можно громче верещать о своём «знании канона».
– Я вернусь на «Палач»... — начал было Вейдер, но Сталин прервал его:
– Нет. Господин Старкиллер находится на Земле, в расположении нашего штаба. Правильно ли я понимаю, что его сила нужна для защиты упавшего в Белоруссии летательного аппарата?
– Да, — признал Вейдер.
– Тогда будет справедливо, если на корабль отправится мой падаван, товарищ Половинкин. Его силы будет достаточно, чтобы разобраться с мелкими проблемами.
Несмотря на чудовищную рабочую загрузку, он не мог позволить себе отпустить Вейдера на орбиту: слишком долго шёл к нему этот чёрный человек, слишком долго нёс на Землю свой странный мир. Отпустить его, порвать тонкую ниточку понимания между ними — теперь казалось уже немыслимым. И всё это время Вейдер как будто ждал чего-то — какого-то секретного слова, пароля, означающего: я свой, мы одной крови, ты и я. Кажется, теперь Сталин начинал говорить на языке собеседника.
«В конечном итоге», подумал Иосиф Виссарионович, вслушиваясь в тяжёлое дыхание союзника, «он такой же, как мы. Только без… только в скафандре.»
– До сих пор совместные усилия наших сторон были направлены на обеспечение безопасности «Разбойной тени», — сказал Сталин. — Теперь обстоятельства требуют поднять «Разбойную тень» в ближайшее время.
– Я сделаю это, — отозвался инопланетянин.
– Те же обстоятельства вынуждают меня предпринимать шаги для обеспечения эффективного ведения боевых действий. Интересы наших сторон полностью совпадают, лорд Вейдер. Мы не можем позволить себе уступить силе захватчиков.