Наш человек на небе
Шрифт:
– Мы тут полгода уж сидим, — задумчиво согласился начштаба, — по всем канонам... ни еды, ни горючего — полагаешь, так они считают?
– Может, и не так. Может быть... уверен даже — представляют они себе наши ресурсы; приблизительно, но представляют. Но это если по уму. А подсознательно — не готовы немцы к такому. Психологически.
– Ух ты! — деланно восхитился Маслов. — В психолухи решил податься?
– Такая работа, — без тени улыбки сказал Рокоссовский. — Немцы сильны в первую очередь планированием, и, если план провален, всё может случиться.
- Гитлер делал ставку
– А теперь мы наблюдаем, что акцент сместился на авиацию.
– Геринг? Это логично: пришёл к власти, начал в свою дуду дудеть.
– Не знаем мы, кто там сейчас у власти, — признался Рокоссовский. Он был «вхож», — увы, пока лишь по голосвязи, — в Ставку и имел доступ к последним разведывательным и дипломатическим данным — вот только о положении в рейхе Ставка и сама толком не знала. Капитализм — общество лжи: поставят какого-нибудь простофилю в президенты или канцлеры, а кто там на самом деле правит — поди разбери. Не постучишься ведь в эту их канцелярию: «кто тут, к примеру, в фюреры крайний?..» В дверь постучали.
– Пожалуйста! — отозвался Константин Константинович.
– Товарищ генерал-лейтенант, — извиняющимся тоном сообщил адъютант, просовывая голову в образовавшийся проём. — К Вам тут докторица, товарищ Гесура. Товарища Маслова ищет.
– Что ж делать — просите.
Рокоссовский повернулся к начштаба и открыл рот.
– И не подумаю, — опередил его Маслов. — Пусть здесь колет, а в санчасть не пойду.
– Генерал Маслов! — по-русски воскликнула инопланетянка, вплывая в помещение. Жуткий её акцент почему-то лишь добавлял укоризненности тону.
– Проходите, товарищ Гесура, — сказал Рокоссовский, — здравствуйте. Здесь болящий, отсюда уж не сбежит.
– Спасибо, — сказала докторица, поставив на пол увесистый медицинский саквояж. — Извините. Пожалуйста.
Вывалив на генералов свой практически полный запас земных слов, докторица сиренево улыбнулась Рокоссовскому, — сверкнули острые треугольные зубки, — и грациозным движением вскинула шприц. Маслов скорбно закатал рукав; докторица насмешливо покачала головными щупальцами.
– Ненавижу докторишек, — трагическим шёпотом сообщил Алексей Гаврилович, приспуская галифе и опираясь на стол.
Командующий деликатно отвернулся.
– Уф, — сказал Маслов. — Я тут подумал: прав ты, Костя — с этой стороны немцы и в самом деле стратегического удара ждать не могут. Твилекка накрыла иглу колпачком, спрятала шприц в нагрудный карман и, снова улыбнувшись Рокоссовскому, выскользнула за дверь. Константин Константинович дождался, пока Маслов приведёт в порядок штаны, — Маслов сей вопрос не затягивал, — и повернулся к карте.
– Могут, — сказал он, очерчивая пальцем широкую дугу от Луцка до Вильно, — и ожидают. Только не стратегического. А отвлекающего.
– Василевский? — спросил Алексей Гаврилович.
– И Конев. С нами не сравнить, согласен?
- Да понятно. На месте немцев... прав, прав: я бы тоже решил, что наше наступление — обманка. Что предлагаешь?
– Предлагаю всё же обозначить удар, тем самым подтвердив ожидания противника. Только не на Лиду, а на Луцк. Оборона у немцев сейчас должна быть
– Не хватит у нас резервов, — сказал Маслов после продолжительного молчания.
– Снимем с Речицы.
– А танки?
Рокоссовский хмыкнул:
– Тут сложнее. Но. В прорыв на южном направлении мы ведь не собираемся. Значит, действовать будем на своём поле, притоптанном. Значит, побитую технику станем вытаскивать, чинить и — снова в бой.
– Исключено, — сказал начштаба. — Такой объём ремонтов — ни в жизнь не потянем.
– А, — сообразил Константин Константинович, — да ведь ты болел... К нам тут товарищ Патон прибыл, академик из Киева. И с ним бригада ремонтников с тагильского завода. Сварочные аппараты у них — просто чудо.
– Это... это же просто чудо!
– Да, — согласился Каммхубер. — Сегодня просто праздник какой-то. Вот что фон Белову импонировало в новом шефе — так это готовность откликаться на чужой восторг. Хотя, вообще-то, старине Николаусу в старине Йозефе нравилось всё — просто надо же хвалить предметно, указывая конкретные достоинства и недоста... хотя, вообще-то, откуда у Каммхубера недостатки? Нет у него недостатков. А если и найдутся какие-нибудь — так ведь совсем незначительные, и думать о подобной ерунде мы не станем. Фон Белов искренно восторгался своим Фюрером.
Сам Каммхубер склонностью к сильным проявлениям чувств не отличался — но зато и подчинённым не мешал. Если Гитлер полыхал собственной страстью, — и заставлял всех вокруг разделять его энтузиазм, — то Йозеф поддерживал чужой огонь; и ведь вроде бы никого ни к чему не принуждал — но всякий раз получалось, что огонь этот распространяется именно в нужном Каммхуберу направлении.
Важнейшее качество, если вдуматься: один ведёт, иногда тащит тебя за собой — другой позволяет идти своим ходом, добровольно и с песнями; вот только конечная точка маршрута давно обозначена, и свернуть не удастся. Взять хоть Шпеера. Отродясь миляга Альберт не нашивал нацистской формы, вечно вышагивал в своих щегольских костюмах — а тут вдруг заявился в мундире. Подумать только: ведь Шпеер был едва ли не единственным человеком в Рейхе, кто имел бы право назвать себя другом Гитлера — если допустить, что у Гитлера вообще могли иметься друзья. Даже с вернейшим из адъютантов бывший фюрер не находился в такой близости... Но вот: и месяца не прошло, как Шпеер поменял фасон.
Или просто чувствовал... что? Что новый Фюрер твёрдо намерен исключить саму возможность «заднего хода» для всей верхушки Рейха? Привязать к себе, — если потребуется, кровью, — как привязывал сейчас Францию?..
– Что ещё по Франции? — спросил Каммхубер, возвращаясь к бумагам. Фон Белов мгновенно раскрыл нужную папку: он быстро приучился угадывать информацию, которая понадобится Фюреру в следующий момент.
– Так, по авиазаводам всё... теперь по автомобильной промышленности. С «Рено» и «Ситроен» вопросов не осталось, они согласны на все требования. «Тальбо» просит открытия кредитной линии: предлагают за полтора года наладить производство бронемашин оригинальной конструкции. Вот бумаги...