Наш друг человек

Андреева Юлия Игоревна

Вам тридцать пять лет, и вы отказываете себе в самом необходимом; представьте, что Дмитрий Олегович проведет в вегетативном состоянии не месяцы, а годы и в результате оставит вас, когда вам будет сорок, пятьдесят, семьдесят лет. И что тогда? Вы будете старой, измученной жизнью, одинокой нищей женщиной, без работы и каких-либо перспектив. Вы не успеете родить собственного ребенка, и государство, рассмотрев вашу ситуацию, не позволит вам усыновить сироту. Так неужели вы предпочтете изматываться у постели овоща, дабы в результате дождаться такого конца? И не лучше ли сохранить хотя бы то, что у вас еще осталось, похоронить уже прошлое и подумать о будущем.

– Доктор, это очень жестоко! –

Надя теперь рыдала в голос. – Вы не можете, не смеете называть его овощем.

– Я могу называть его даже живым трупом, если захочу. Я ошибся, дал вам ложную надежду, а теперь спешу все исправить, пока еще есть шанс, пока вы еще можете начать жить заново.

– Он тоже говорил, что часики тикают, много раз говорил. – Надя всхлипывала и шумно сморкалась.

– Вот и поверьте, Дмитрий Олегович был бы только рад, если бы вы не мучили себя и позволили ему спокойно уйти, чтобы перестали думать о нем и занялись собой. Вы ведь красивая женщина и еще совсем не поздно. Я, разумеется, не предлагаю начать поиск новой любви прямо сейчас, но пройдет время, может месяц, может полгода, вы сделаете ремонт, запишетесь в фитнес и бассейн, поменяете имидж, съездите отдохнуть – и вуаля, судьба сама пошлет вам знак. И явится он! Тот, ради кого ваше сердце забьется быстрее, тот, ради кого вам захочется жить!

– Чтобы отключить Диму от этой техники, мне тоже нужен знак. – Надя тяжело дышала. – Знак того, что его больше нет. Или не так: что он есть, но хочет, чтобы я его отпустила.

– Но какой знак?

Дима вдруг ощутил, как матрас под ним немного прогнулся – должно быть, доктор сел на кровать.

– Вы думаете, что Дмитрий Олегович сейчас встанет и скажет: «Дорогая жена, я давно уже устал лежать здесь, сделай милость, отключи меня от аппаратов, буду тебе за это весьма признателен», а потом снова ляжет, скрестит руки на груди и помрет?

– Вы слишком жестоки. – Голос у Нади сделался глухим, точно из бочки.

– Иногда нам приходится быть жестоким, чтобы человек понял, что он заблуждается в отношении своего близкого.

– Мне потребуется врачебная экспертиза.

Дима услышал, как жена прошла мимо его кровати.

– Какая еще экспертиза, мама миа! Ну вот, я колю его иголкой. – Доктор действительно воткнул иголку в ладонь пациента. Дима ощутил боль, но не смог даже дернуться. – Милая, дорогая Надежда Львовна, послушайте меня, я, конечно, сейчас напишу вам направление в реабилитационный центр к доктору Уварову, поговорите с ним, возможно, он придумает какую-нибудь экспертизу, для очистки совести, так сказать, но все это будут выброшенные деньги, и ничего больше.

Скрипнули половицы – должно быть, доктор пересел к столу.

Дима лежал, силясь сделать хоть что-то: пошевелить пальцем, открыть глаза. Неожиданно его лица коснулось нечто мокрое и шершавое.

«О Чарли, милый мой, только ты меня и понимаешь, – мысленно взмолился Дмитрий. – Помоги мне, мальчик, вытащи меня. Ведь еще немного, и этот докторишка устроит мне эвтаназию по полной программе. Помоги, браток!»

Чарли тихо заскулил, и в следующее мгновение Дима ощутил, как собачья морда ткнулась ему в ладонь: вот он, холодный нос, вот нежная шерсть. Дима вдруг понял, что гладит собаку. Его пальцы, еще вялые и почти беспомощные, двигались и даже чуть-чуть сжимались, погружаясь в теплую, приятную на ощупь шерсть.

«Надя! Подойди же сюда, посмотри, убедись, что я живой, я уже могу двигать рукой, еще совсем немного, и заговорю, а потом…»

Но его слова снова не были услышаны.

«Еще немного, и я утрачу последние силы, и тогда уже никто не увидит, как я шевелю пальцами. Ну же, Чарли, помоги мне. Позови Надю».

В следующее мгновение Чарли громко залаял.

– Что случилось?

Дима! Доктор!!!

* * *

С этого дня Дима пошел на поправку, он научился отвечать на вопросы при помощи одного пальца. Его спрашивали, и он говорил «да», утвердительно кивая пальцем сверху вниз, а если «нет», палец делал горизонтальное движение. «Не знаю» – палец по кругу.

Через неделю Дима чуть открыл один глаз, и к тому времени палец уже не только отвечал на вопросы, а разработался настолько, что мог писать буквы на подставленной ладони Нади.

Когда наконец пациент поправился настолько, что сумел смотреть на любимую одним глазом и вновь обрел голос, он спросил о Чарли.

– Чарли нет, – ответила Надя, с любовью глядя в его единственный глаз.

– Как нет? – задохнулся Дима. Он действительно уже давно не ощущал в доме запаха собачьей мочи, но решил, что за длительное лежание просто привык и больше уже не раздражается. – Он же все время был со мной? Лечил меня, можно сказать, с того света вытащил. Неужели ты его действительно усыпила? А кто тогда меня спас? Собачий ангел? Он из-за меня погиб?!

– Нет, что ты, не усыпила. Разве я могла такое сотворить? – Надя смахнула набежавшую было слезинку. – Просто он в саду, ветеринар велит ему обязательно по несколько часов в день находиться на свежем воздухе; ты же не знаешь, он мочился под себя из-за камней в мочевом пузыре, а вырезали, и пес снова ожил, даже выглядит моложе. Ты пока без сознания лежал, Чарлик от тебя не отходил, сам после операции первый день дома чуть ли не на брюхе к твоей кровати подполз и здесь лег. Пришлось его лежанку сюда перетаскивать. А когда ты очнулся и на поправку пошел, он сразу же на прежнее место перебрался. Помнит, наверное, что последнее время ты его не особо жаловал. И я тоже его не звала, чтобы тебя лишний раз не раздражать.

– Как же я перед ним виноват, – Дима заплакал, – и перед тобой. Позови его, пожалуйста. Перед тобой извинился, теперь буду перед Чарли извиняться.

Надя вышла и вскоре вернулась в компании Чарли – золотистого ретривера, собаки-ангела.

Как Гоша и Лена чуть не развелись

Когда я играю с кошкой, неизвестно, кто кого больше развлекает.

Мишель Монтень

Вообще Логиновы – крепкая, дружная семья, и детей у них трое – все мальчишки, все копия отца; и собака с котом, и машина «опель», не новая, но зато на ходу. Квартира, дачка, оба работают, вроде все нормально.

Причем Гоша время от времени Лене позволяет к подругам на выходные отлучаться, в салон красоты, баню или просто посидеть поболтать, а та его к друзьям отпускает на рыбалку или охоту. Все хорошо, все на доверии. Никаких тебе проверок, слежек, ревности.

Тем не менее не так давно произошел в их семействе скандал, который чуть разводом не закончился. Пришла весна, стало теплее, и Лена взялась убирать зимние вещи в специальный шкаф. Ну, что-то предварительно в химчистку пришлось нести, а что-то сама уксусом протерла, и нормально. Добралась до мужниной куртки – эту точно в химчистку, дома с кожей не справиться; но первым делом обшарила все карманы, и тут в дальнем потайном обнаруживается странная бумажка из какой-то медицинской лаборатории – анализ крови, лейкоциты там, гемоглобин, холестерин. По всему видно, важная бумажка, не просто так Гоша к врачу ходил, он такой человек, что в поликлинику может явиться, только если у него обломок копья или гарпуна будет из груди торчать, менее серьезные причины вообще не рассматриваются, а тут… У Лены аж сердце закололо: неужели любимый серьезно болен, а ей не говорит?