Наш общий друг (Книга 3 и 4)
Шрифт:
Если бы контору Чикси, Вениринга и Стоблса запирали когда-нибудь более счастливые люди, радуясь тому, что запирают ее, то это уж, верно, были необыкновенные счастливцы. Но сначала Белла забралась на насест и, склонившись круглой щечкой на полное плечико самым неделовым образом, так, что ей не было видно пера из-за волны кудрей, спросила:
– Покажи мне, папочка, что ты тут делаешь целый день. Пишешь вот так?
Но, кажется, Джону Роксмиту все это очень нравилось.
Итак, три человечка, уничтожив все следы своего пиршества и стряхнув крошки, вышли из Минсинг-лейна, направляясь в Холлоуэй,
– Я думаю, мои милые, что мне лучше будет пойти вперед по той стороне дороги, как будто я иду сам по себе.
Что он и сделал, по-своему херувимскому обычаю усыпая дорогу улыбками вместо цветов.
Было уже около десяти часов, когда они остановились в виду Замка Уилферов; и так как место было тихое и безлюдное, то с Беллой опять начался ряд исчезновений, что грозило затянуться на всю ночь.
– Я думаю, Джон, - в конце концов намекнул херувим.
– что, если бы вы уступили мне молодую особу, состоящую в отдаленном родстве со мной, я бы отвел ее домой.
– Уступить ее я не могу, - отвечал Джон, - но на время передаю вам. Моя любимая!
Это волшебное слово заставило Беллу мгновенно исчезнуть еще раз.
– А теперь, папочка, - сказала Белла, появляясь снова.
– давай мне руку, бежим домой как можно скорей и покончим с этим. Ну, папа, раз!..
– Милая, - замялся херувим с довольно малодушным видом, - я только что хотел сказать, что, если твоя мама...
– Нечего оттягивать и терять время, сударь, - воскликнула Белла, выставляя вперед правую ножку, - видите вы это, сударь? Это - черта; станьте на черту, сударь. Раз! Два! Три!
– побежали, папа!
Она помчалась вперед, таща за собой херувима, и ни разу не остановилась и не дала остановиться ему, пока не дернула за колокольчик.
– Ну, папочка, - сказала Белла, взяв его за уши, словно кувшин за ручки, и приближая свои розовые губки к его лицу, - чему быть, того не миновать!
Мисс Лавви вышла отпереть калитку со своим любезным кавалером и другом всей семьи, Джорджем Самсоном.
– Как? Неужели это Белла!
– воскликнула мисс Лавви, отступая назад при виде сестры. А потом возопила: - Мама! Белла пришла!
Не успели они еще войти в дом, как на этот крик выплыла миссис Уилфер. Стоя в дверях, она встретила их со своей обычной церемонностью, мрачная как привидение.
– Рада тебя видеть, дитя мое, хотя мы тебя и не ждали, - сказала она, подставляя щеку, холодную как грифельная доска, на которой расписываются визитеры.
– И тебя тоже, Р. У., хотя ты и опоздал. А где же лакей миссис Боффин, слышит ли он меня?
– На этот вопрос, брошенный глухим голосом в ночную тьму, полагалось ответить самому лакею.
– Со мной нет лакея, мама, - сказала Белла.
– С тобой нет лакея?
– торжественно повторила миссис Уилфер.
– Нет, мама.
Величественный трепет объял плечи и перчатки миссис Уилфер, словно говоря: "Непонятно!", после чего она во главе процессии проследовала в семейную гостиную, где и заметила:
–
– Напрасно вы так говорите, милая мама, - ответила Велла, - стол мистера Боффина для меня ничего не значит.
Но тут вмешалась мисс Лавиния, не сводившая глаз с Беллиной шляпки.
– Как, Белла, что это значит?
– Да, Лавви, я знаю.
Неукротимая перевела взгляд на платье Беллы, даже нагнулась, чтобы рассмотреть его, и опять воскликнула:
– Что это значит, Белла?
– Да, Лавви, я знаю, что на мне надето. Я только что хотела сказать маме, когда ты меня перебила. Я совсем ушла от мистера Боффина, мама, и опять вернулась домой.
Миссис Уилфер не произнесла ни слова, но минуту или две взирала на свое чадо в грозном молчании, а затем удалилась вспять в свой угол, где и застыла неподвижно, уподобившись мороженой говядине на каком-нибудь русском рынке.
– Словом, дорогая мама, - сказала Белла, снимая опороченную шляпку и встряхивая волосами, - я очень серьезно поссорилась с мистером Боффином из-за того, как он обращался с одним из своих служащих. Мы совсем рассорились, так что теперь между нами все кончено.
– И должен сказать тебе, милая, - смиренно добавил Р. У., - что Белла вела себя очень смело и поступила очень справедливо. А потому, я надеюсь, милая, что ты не станешь особенно огорчаться.
– Джордж!
– произнесла мисс Лавиния загробным, предостерегающим голосом, заимствованным у мамаши: - Джордж Самсон, повторите! Что я вам говорила насчет этих Боффинов?
Мистер Самсон, увидев, что его утлая ладья погибает между мелями и бурунами, почел за благо совсем не повторять того, что слышал, боясь повторить не то что нужно. С ловкостью опытного моряка он вывел свою ладью на глубокое место, пробормотав:
– Да, в самом деле.
– Да! Я говорила Джорджу Самсону, как он и сам подтверждает, что эти отвратительные Боффины непременно затеют ссору с Беллой, как только она им надоест. Затеяли они ссору или нет?
– сказала мисс Лавви.
– Права я была или нет? Ну, Белла, что ты теперь скажешь про своих Боффинов?
– Лавви и мама.
– сказала Белла.
– Про Боффинов я скажу то же, что и всегда говорила, и всегда буду повторять. Но сегодня я не хочу ни с кем ссориться, и никто меня не заставит. Надеюсь, вы все-таки рады меня видеть, милая мама (она поцеловала мать), надеюсь, что и ты, Лавви, рада меня видеть (целуя и ее тоже), - и так как я вижу, что салат уже на столе, то я его сейчас приготовлю.
Белла весело принялась за дело, причем выразительная физиономия миссис Уилфер следовала за ней пристальным взором, являя собой сочетание известной в старину вывески "Голова Сарацина" * с механизмом голландских часов и наводя на мысль, что ее дочери можно было бы и не класть в салат уксуса. Однако величественные уста матроны не проронили ни слова. И это больше пугало ее мужа (что, надо полагать, было ей известно), чем любой поток ее красноречия в назидание обществу.