Наш общий друг (Книга 3 и 4)
Шрифт:
– Милая моя Белла, - отвечал херувим, все еще взволнованный и испуганный, - и милый мой Джон Роксмит, если вы позволите так называть вас...
– Да, папа, называй, называй!
– потребовала Белла.
– Я тебе позволяю, а моя воля - для него закон. Не правда ли, милый Джон Роксмит?
Белла впервые назвала его по имени, и в ее тоне звучала такая очаровательная застенчивость, сочетавшаяся с такой нежностью, уверенностью и гордостью, что со стороны Джона Роксмита было вполне простительно поступить так, как он поступил.
– Я думаю, дорогие мои, - заметил херувим, - что если б вы сели один по правую, а другой по левую руку от меня, то разговор у нас пошел бы по порядку, и дело скорей бы выяснилось. Джон Роксмит недавно упомянул о том, что сейчас у него нет занятий?
– Никаких, - сказал Джон Роксмит.
– Да, папа, никаких, - подтвердила Белла.
– Из этого я заключаю, - продолжал херувим, - что он ушел от мистера Боффина?
– Да, папа. И...
– Погоди минутку, милая. Мне хочется подойти к этому постепенно. И что, мистер Боффин обошелся с ним дурно?
– Обошелся с ним в высшей степени недостойно!
– с пылающим лицом воскликнула Белла.
– Чего не могла одобрить, - продолжал херувим, движением руки предписывая Белле терпение, - одна корыстная молодая особа, состоящая в отдаленном родстве со мной? Правильно ли я подхожу к делу?
– Не могла одобрить, папочка, - смеясь сквозь слезы и радостно целуя его, сказала Белла.
– После чего, - продолжал херувим, - корыстная молодая особа, состоящая в отдаленном родстве со мной, которая еще раньше успела заметить и сказать мне, что богатство портит мистера Боффина, поняла, что нельзя продавать никому и ни за какую цену свое чувство добра и зла, правды и лжи, справедливости и несправедливости. Правильно ли я подхожу к делу?
И так же засмеявшись сквозь слезы, Белла поцеловала его с той же радостью.
– И потому... и потому, - весело продолжал херувим, между тем как рука Беллы подбиралась вверх по жилету к его шее, - корыстная молодая особа, состоящая в отдаленном родстве со мной, отказалась от такой цены, сбросила роскошные наряды, входившие в эту цену, надела сравнительно бедное платьице, когда-то подаренное мной, и, положившись на мою поддержку в правом деле, явилась прямо ко мне. Так ли я говорю?
Рука Беллы теперь обнимала его шею, и лицом она приникла к нему.
– Корыстная молодая особа, находящаяся в отдаленном родстве со мной, отлично сделала, - продолжал ее добряк отец.
– Корыстная молодая особа, находящаяся в отдаленном родстве со мной, недаром надеялась на меня. Мне она больше нравится в этом платье, чем в китайских шелках, кашмирских шалях и голкондских бриллиантах. Я очень люблю эту молодую особу. Я от всей души говорю избраннику этой молодой особы: "Благословляю вашу помолвку ! Моя дочь приносит вам хорошее приданое - бедность, которую она избрала ради вас и ради правды!"
Голос
– А теперь, милая моя девочка, если ты сможешь занять Джона Роксмита на минуту-другую, я сбегаю в молочную и принесу хлеба и молока на его долю, и мы все вместе напьемся чаю.
По словам Беллы, это было похоже на ужин трех сказочных человечков в лесном домике, только без их угрожающего ворчанья: "Кто пил мое молоко?"
Ужин был чудесный, какого никогда в жизни не бывало ни у Беллы, ни у Роксмита, ни даже у Р. Уилфера. Совершенно неподходящая обстановка и две медные шишки на несгораемом шкафу Чикси, Вениринга и Стоблса, глядевшие из угла, словно тусклые глаза какого-нибудь дракона, придавали ужину еще больше прелести.
– Подумать только, - сказал херувим с несказанным удовольствием оглядывая контору, - что здесь могло произойти нечто подобное - вот что забавно. Подумать только, что мне суждено было увидеть мою Беллу в объятиях ее будущего мужа именно здесь, - ну, знаете ли!
И только после того, как хлебцы с молоком были уже съедены и первые тени, предвестницы ночи, уже спустились над Минсинг-лейном, херувим начал все больше и больше беспокоиться и, наконец, откашлявшись, сказал Белле:
– Гм! Милая, а ты не забыла про твою маму?
– Нет, папа.
– А про твою сестру Лавинию, милая?
– Нет, папа. По-моему, дома нам лучше не входить в подробности. По-моему, будет достаточно, если мы скажем, что я поссорилась с мистером Боффином и совсем ушла от них.
– Джон Роксмит знаком с твоей мамой, душа моя, - слегка замявшись, сказал ее отец, - и потому я не постесняюсь при нем напомнить тебе, что с ней будет, пожалуй, немножко трудно.
– Немножко, терпеливый папочка?
– звонко засмеялась Белла; и тем звонче, чем больше нежности звучало в ее голосе.
– Ну что же! Говоря совершенно между нами, мы не будем уточнять... скажем, вообще трудно, - отважно согласился херувим.
– И у твоей сестры тоже трудный характер.
– Ничего, папа.
– И знаешь ли, милочка, ты должна быть готова к тому, - очень ласково продолжал ее отец, - что у нас дома тебе после Боффинов покажется очень бедно и плохо, в лучшем случае совсем неуютно.
– Ничего, папа. Я бы вытерпела и не такие лишения - ради Джона.
Хотя заключительные слова были сказаны тихо и застенчиво, но Джон их все-таки услышал, и доказал это тем, что еще раз способствовал таинственному исчезновению Беллы.
– Ну что же!
– сказал херувим весело, ничем не выражая неодобрения. Когда ты... когда ты возвратишься из заточения и вынырнешь на поверхность, душа моя, я думаю, пора будет запираться и идти домой.