Наша навсегда
Шрифт:
Я хотела тепла.
И защиты от холодной руки на плече.
— Не уходи… — заикаясь, пробормотала я, — не надо… Все… Уже.
— Точно? — Лешка потянул меня из рук Лиса, тот что-то матерно прошипел, но выпустил, приподнял меня за подбородок, с тревогой изучая залитое слезами лицо, — маленькая, болит что-то? Может, к врачу?
— Нет… — всхлипнула я и прижалась к его груди, — нет… Просто… Приснилось…
— Плохое? — теплые ладони Лиса огладили по спине, — не думай… Все прошло.
—
Перед моим внутренним взором все стояло лицо мамы. Не такой, что я видела в гробу, а той, что до этого, когда она, задыхаясь от ярости, проклинала меня.
И глаза ее горели ненавистью.
— Пройдет, значит, — спокойно сказал Камень, — обязательно.
— Да? — глупо спросила я, глядя в его черные бездонные глаза.
— Да, — уверенно ответил Лешка, а затем наклонился и поцеловал. В губы. Нежно-нежно, едва касаясь.
И я как-то сразу обмякла в его руках, раскрыла губы, приглашая.
Мы не занимались сексом с того дня, как я узнала о смерти мамы. Я была в каком-то пограничном состоянии, и просто переживала это время, закуклившись в своем мире, со своими мужчинами, как черепаха — в толстенном панцире.
Лис и Камень, постоянно присутствуя рядом, тоже не пытались ни на чем настаивать, просто помогали, поддерживали, отвлекали.
Похороны ничего не поменяли в моем мировосприятии. То, что мама умерла, я понимала и принимала, но как-то… отстраненно, что ли. И похороны просто были еще одним кирпичиком в построении картины моего мира.
А вот этот сон…
И страшное мамино лицо.
И ее холодная ладонь на плече…
Я словно на краю гибели стояла. На краю разрытой могилы. А она меня туда толкала.
Но рядом были Лис и Камень. Они держали. Большие, теплые, надежные. Мои.
Они готовы были делиться своим теплом, огнем своим.
И я не могла отказаться.
Камень, почувствовав мое слабое приглашение, зарычал, схватил меня грубее и впился в губы уже совсем не нежно. Горячо и страстно, словно зверь, добравшийся до добычи.
— Э-э-э… — позади Лис наблюдал за нами, и голос его был озадаченным, — это чего? Малышка? Камень?
Но Камень даже не среагировал на него, он повалил меня на кровать, обнимая так, что пошевелиться не могла даже, зацеловывая неистово лицо, щеки, скулы, шею и плечи.
Я загорелась сразу же, да так, что вообще ничего не видела. Словно марево над нами повисло, красное, обжигающее.
И в этом мареве не разобрать было слов, движений, взглядов. Все слилось в один огненный клубок, и я горела. Боже, как я горела!
Как я тянулась, как гладила, целовала, стонала, даже не соображая, что делала! И что со мной делали сошедший с ума Лешка и подключившийся после длинной матерной тирады Лис.
Красно-черными всплесками
Острая, болезненная, такая необходимая наполненность, от которой я задохнулась и выгнулась в пояснице. Жесткий взгляд нависшего надо мной Лешки. Жадные глаза наблюдающего за нами Лиса.
Тяжелые, мерные, долгие движения, сводящие с ума, выматывающие, словно перемалывающие медленно, тягуче, сладко-больно. И огонь, такой огонь между нами!
Грубые татуированные лапы на моем животе.
Камень, сидящий на коленках и натягивающий мое безвольное тело на себя, ритмично, с влажным пошлым хлюпаньем.
Шепот Лиса, не выдержавшего, целующего меня в висок, шею, раскрытые в стоне губы:
— Охуенно, малышка… Охуенно… Поцелуй меня… Поцелуй… Хочу…
Мои пальцы на его длинном члене. Его губы на моих. Жар дыхания, безумие в глазах.
Перевернувшийся мир.
Медленное, все такое же неотвратимое натяжение, властная ладонь в волосах. Горячая кожа, мощное тело позади, татуированная, перевитая сухими железными мышцами грудь, прижимающаяся к моей.
Я между ними, словно в жерновах. И мне горячо! Я горю! Я растекаюсь по ним, таким бешеным, таким огненным! Плавлюсь, словно заготовка из металла в плавильной печи!
Они меня заново создают!
Другой! Совсем другой!
— Малышка…
Болезненный хрип в губы.
И сдавленное рычание позади, укус в шею, от которого ноги отнимаются!
Лешка набирает темп, перехватывая меня под грудью, кусает, уже теряя себя полностью.
— Мне… — настаивает Лис, не прекращая целовать, гладить меня умело, нагло, так правильно-правильно-правильно! — Мне… Оставь… Мне…
И Камень, словно понимая и слыша его, неожиданно отпускает меня в его руки, позволяет упасть на ладони.
Лис приподнимает меня за подбородок, проводит пальцами по губам, раскрывая… И я сначала обхватываю подушечки, а затем их заменяет его член.
— Ох-уеть… — в два приема проговаривает Лис, погружаясь сразу до горла.
Задыхаюсь. Сокращаюсь. И кончаю. И умираю.
Боже, как я сладко умираю в тот раз!
Краснота переползает из глаз в мозг, стирая, наконец-то, все жуткие картины в голове.
Меня трясет, глаза закатываются, сглатываю, заставляя член Лиса во рту сокращаться.
— Бля-а-а… — стонет он, кайфуя, запрокидывает голову.
Позади слышится затихающее сладкое рычание Лешки.
Его широкая ладонь проходится по моей пояснице…
Снова подхватывает под живот, тянет на себя.
Обессиленно прижимаюсь затылком к его плечу.
Все еще с закрытыми глазами.
И чувствую, как Лис слизывает мои слезы со щек. А потом целует меня. Глубоко. Для него нет запретов. Ни в чем.