Наша первая революция
Шрифт:
I. На раз избранном пути
"Твердо держаться раз избранного пути невозможно без незыблемых
начал нравственного и политического миросозерцания. В борьбе за
нашу духовную самобытность и в борьбе за политическое
освобождение родины мы выработали себе такие начала". ("Полярная
Звезда", N 1, от редакции).
...И кожа та сидит на нем так славно, как башмаки Алкида на
осле...
(Шекспир, "Король Джон")*265.
Слава тому, кто в вихре политических событий мужественно держится раз избранного пути!..
Г. Струве получил литературное имя, как писатель, один из первых вступивший с марксистским багажем на лед русской цензуры. Это была несомненная заслуга. Теоретическая ценность его книжки ("Критические
Этот решительно-революционный ("ортодоксальный") манифест социал-демократической партии был написан не кем другим, как г. Петром Струве. Октябрьская стачка 1905 г. смыла с него это преступление, и нашим сообщением мы ему не повредим в глазах властей. Что же касается его либеральной карьеры, то этот факт может только придать ей блеску...
Таким образом от "Критических заметок" через "Новое Слово" к "Манифесту" г. Струве непрерывно шел по "раз избранному пути". Увы, этот первый период осложнен, однако, одним поразительным обстоятельством почти провиденциального характера. В 1894 году, готовясь выпустить "Критические заметки", в которых он решительно высказывался вместе с Энгельсом за социалистический "прыжок из царства необходимости в царство свободы", в это самое время г. Струве выступил в политике, как автор "Открытого письма Николаю II".
Солидаризируясь с теми земскими ходатайствами 1894 г., которые перешли в историю под названием "бессмысленных мечтаний"*270, г. Струве заявлял: "мы просили немногого, вы отказали; вы хотите войны - будет война". Таким образом, это был своего рода манифест земцев, становящихся на путь политической оппозиции.
Г. Струве был тогда еще совсем молодым писателем. Но он подавал уже большие надежды. В 1894 г. он вступал в диалог с монархом от имени разочаровавшихся земцев, в 1898 г. он от имени социалистического пролетариата клеймил ничтожество русского либерализма.
Этот крутой подъем на "раз избранном пути" утомил г. Струве. Для него начинается (?) эпоха сомнений, колебаний, критики. В сфере критики марксизма, как раньше в сфере его популяризации, как позже в сфере идеалистической философии, г. Струве не дал ни одной широкой самостоятельной мысли. Вряд ли есть сейчас в России десяток образованных людей, которые могли бы изложить критические идеи г. Струве в области социологии и политической экономии. Все это бесследно забыто. Но мы занимаемся здесь не оценкой научных опытов г. Струве, - нас интересует физиономия политика. Поэтому достаточно будет сказать, что посредством критики марксизма г. Струве во всяком случае благополучно ликвидировал свою связь с рабочим движением, которому он - худо ли, хорошо ли - начал было служить, и помог ликвидировать
Социал-демократия так и поняла критическую эволюцию Струве. В 1900 г. один из писателей-марксистов, остановившись на последней фазе развития Струве, сказал ему словами шиллеровского Флеско: "Der Mohr hat seine Arbeit gethan, der Mohr kann gehen" ("Мавр выполнил свою работу, - мавр может уходить"). "Не торопитесь давать мне увольнительный билет! Подождите, - и вы увидите, что, несмотря на мои теоретические отклонения от вас, я буду делать с вами одно и то же дело!" - таков был смысл ответа г. Струве.
И, действительно, после этого обещания г. Струве сотрудничал во вновь открытой тогда (в декабре 1900 г.) зарубежной социал-демократической газете "Искра", кажется, только в двух номерах*271: но это, конечно, ничего не меняет. В одной из своих статей г. Струве призывал земцев к активности, прибавляя: "а уж за нами (т.-е. социал-демократией) дело не станет"... (цитируем на память*272).
Однако, уже через несколько месяцев после этого г. Струве, эмигрировавший в Германию, приступил к изданию "Освобождения" и, по собственному определению, сделался "регистратором" земской мысли. В первом выпуске своего журнала - у нас нет его, к сожалению, под руками - этот земский регистратор-рецидивист (вспомните 1894 год!) подписался под программой "русских конституционалистов", которая откровенно отклоняет вопрос о всеобщем избирательном праве, как "скачок в неизвестное", и высказывается за созыв представителей от нынешних сословно-владельческих земств и дум. С этого славного дела начался новый фазис в шествовании г. Петра Струве по "раз избранному пути". Кстати, спросим мы, кто они, эти "русские конституционалисты", авторы программы? Теперь ничто, кроме стыда за свой вчерашний день, не мешает им выступить открыто, чтобы по праву разделить с г. Струве честь или бесчестие этого программного выступления освобожденцев. Ваши имена, господа! Вы так решительно отрицаете, что передовой пролетариат навязал вам своим давлением "скачок" в область всеобщего избирательного права, вы так гордо заявляете себя суровыми и непреклонными Аннибалами демократии от ваших молодых ногтей... Ваши имена, господа!
Но г. Струве не считает для себя обязательной в качестве minimum'a даже и ту программу, под которой он подписался в первом N "Освобождения". Это все же была конституционная программа, хотя бы и на сословно-плутократической основе, и в силу этой своей конституционности она скоро оказывается стеснительной для вчерашнего социалиста.
Г. Струве в первых же номерах "Освобождения" с особенной настойчивостью выдвигает лозунг Земского Собора и подчеркивает, что этот "ценный своей неопределенностью" лозунг может объединить славянофилов, сторонников неприкосновенности абсолютизма с цензовыми конституционалистами.
Таким образом, г. Струве как бы вернулся к станции отправления. В 1894 г. он писал земское "письмо" и марксисткую книгу. В 1898 г. он писал социал-демократический манифест. В 1901 - 1902 г.г. он в "Искре" взывал к земцам от "нашего", т.-е. социал-демократического имени, а в "Освобождении" обращался к "нации" от имени либеральных и славянофильских земцев...
Мы бы затруднились хронологически изобразить на память ту линию капризных зигзагов, которую г. Струве начертал, как регистратор либеральных мечтаний, шатаний и надежд. Восстановим лишь некоторые выдающиеся моменты.
Г. Струве пытался было сыграть роль земского Гапона (до Гапона). Он начал повторять, что нужно "довести правду до царя". "Еще никогда, - говорил он вдохновенно, - этого в сущности не делали... Если правда будет доведена, тогда... тогда... "даже Павел I ужаснулся бы", - уверял г. Струве. А несколько позже он отзывался о намерении "доводить правду", как о чьем-то постороннем и "наивном" плане. Проехал ли через Штуттгарт влиятельный конституционалист после славянофила, или что другое было причиной, решать не беремся. 6 июня 1905 г. этот план был в сущности выполнен... Г-ну Струве он тогда, конечно, уж не показался наивным.