Наша первая революция

Троцкий Лев Давидович

В последнем номере "Освобождения", чтобы закончить этот журнал так же достойно, как он его начал, г. Струве обрушился на социал-демократию за университетские митинги и за ее стачечную тактику, преследующую не благо рабочих, но лишь выгоды политической пропаганды. Станет ли теперь сам г. Струве отрицать, что если частные стачки подготовили славную общую стачку, то университетские митинги дали ей объединяющий политический лозунг?

Октябрьская стачка амнистировала г. Струве. Он вернулся в Россию, и на земском съезде в Москве наш непреклонный демократ оказался не на левом крыле, с Петрункевичем, даже не в центре, с Милюковым, а на правом крыле, с Шиповым, - и это не по нашей придирчивой оценке, но по определению освобожденцев из "Нашей

Жизни". Выждав падения революционной волны, г. Струве принялся за издание конституционного органа на почве, созданной манифестом 17 октября. Для того, чтобы его прошлое не питало ничьих опасений за его будущее, г. Струве в публикациях об издании "Полярной Звезды" объявил о своей искренности. Каемся, мы никогда не питали доверия к тому целомудрию, которое боится, что его не оценят, и потому демонстрирует себя на площади, - при чтении объявления мы покачали головой. И мы не ошиблись.

"Часто приходилось слышать, - писал г. Струве в N 4, - что всю правду нельзя говорить в пылу борьбы; но нам кажется, - правильно возражает он, что в этом отводе, предъявляемом правде, звучит не увлечение борьбой, а совсем другие чувства: неуверенность в себе, сознание своего собственного бессилия и - как естественное завершение всего этого - политическая трусость, трусость за себя и за любимое дело освобождения". ("Полярная Звезда" N 4, стр. 278). А через три недели он же пишет: "Кому не чужда политическая ответственность, тот не станет выкладывать все, что он считает правильным (т.-е. "всю правду", как он ее понимает. Л. Т.), независимо от того, какой эффект в умах слушателей или читателей будет иметь такая проповедь и какие реальные плоды она может дать" ("Полярная Звезда" N 7, стр. 444).

Вы видите, что тут два прямо противоположных принципа: говорить всю правду, aussprechen was ist, по слову Лассаля, есть принцип мужественной революционной политики, которая живет уверенностью, что в конечном счете "эффект" правды и ее "плод" всегда благотворны; говорить пол-правды, т.-е. неправду, из страха за эффект полной правды и за ее плоды, это - политика либеральной трусости, "трусости за себя и за свое дело". Но г. Струве, искренность которого удостоверена объявлениями, действует одновременно на основании этих обоих принципов. В каких же обстоятельствах?

В первом случае, именно, когда г. Струве нападает на "безумство" московского восстания, на стачки, на аграрное движение, он отстаивает свое право говорить всю правду, хотя бы она сейчас и не находила доступа к "умам и сердцам масс". Во втором случае, нападая на "опасную" проповедь классовой борьбы и на республиканскую агитацию крайних партий, "стоящую в режущем противоречии с наивным монархизмом масс" ("Полярная Звезда" N 7, стр. 444), г. Струве требует, чтоб говорили только пол-правды, т.-е. неправду.

Он требует мужества лишь в борьбе с тем, что он считает революционными предрассудками "безумствующих" масс. Но он считает доблестью политическую трусость по отношению к реакционным предрассудкам этих масс. Таков этот мужественный правдолюбец, Петр Львиное Сердце!..

Ткач Основа, собираясь играть перед герцогом льва, сперва обещал рычать по всей правде, как льву подобает. Но...

"Пигва (столяр): Если вы будете рычать слишком страшно, то испугаете герцогиню и дам (неприятный "эффект"); вы рычать, а они - кричать, а этого достаточно, чтобы нас повесили (неприятные "плоды" львиной правды).

Основа: Я согласен с вами, друзья... Но я только до такой степени возвышу мой голос, что буду рычать, как милая горлица... Я просто буду рычать, как соловей"*277.

Славный шекспировский ткач Основа! Ему бесспорно не чужда была ответственность. Но при всем том необходимо признать, что львиная кожа сидит на нем, как башмаки Алкида на осле!

II. Революция пред судом "Полярной Звезды"

"Бунты" или революция?

– Но ведь это бунт!

– Нет, это - революция!

(Известный диалог)

Революция

не остановилась ни на 9 января, ни на 17 октября. В форме стачек и частичных восстаний, военных, окраинных, городских, она начала дальше пробивать себе дорогу. Г. Струве, повидимому, так же мало ожидал этого, как и г. Витте. "Полярной Звезде" пришлось устанавливать свое отношение к революции.

Г. Струве заявил, что он за революцию, но против революций, т.-е. против "бунтов". Свободе не нужны революции (уличные манифестации, стачки, восстания, аграрные волнения), они нужны реакции, как поводы (!) для ее выступлений, как будто у реакции недостаточно причин для борьбы с революцией, чтобы она могла затрудняться отсутствием поводов! Как будто военное положение в Польше не было объявлено сейчас же вслед за манифестом 17 октября - не только без всякого повода, но и без всякой попытки найти повод!

Итак лозунг: революция без революций!

Г. Струве боролся против тех рабочих выступлений, без которых невозможно было бы 9 января. Но он "принял" 9 января. Струве боролся против тех стачек и митингов, которые подготовили октябрьское выступление. Но он "принял" достославную октябрьскую стачку. Теперь он обобщает эту глубокомысленную тактику: он против революций, но он за революцию. Эта точка зрения должна показаться удивительно счастливой "революционерам" земских съездов и либеральных салонов. Она позволяет бороться против действительной, в массах и через массы совершающейся, но еще не объединившейся в государственной власти революции - во имя ее объединяющего имени. Она позволяет быть контр-революционером во имя революции.

"Полярная Звезда" против революций, поэтому она против крайних партий, которые одобряют и вызывают эти революции, и она требует, чтобы конституционалисты-демократы решительно отмежевались от крайних партий. Но разве центр тяжести в крайних партиях самих по себе? Жизнь народных масс за этот последний год состоит из стачек, безоружных, но кровавых демонстраций, митингов с кровавым финалом, партизанских схваток с полицией и войсками, военных восстаний, сперва морских, затем сухопутных, новых, более активных, стачек и, наконец, грандиозных восстаний в Прибалтийском крае, на Кавказе и в Москве; наряду со всем этим идут аграрные волнения: захват земель, изгнание помещиков и администрации, наконец, податная забастовка... И все это прибывает, поднимаются все новые и новые слои народа, каждая волна превосходит предыдущую либо широтой захвата, либо высотой гребня, либо тем и другим. Таков действительный процесс революции. Кроме "бесплодных" революций (если употреблять это глупое слово), составлявших содержание жизни громадных народных масс, была на сцене только реакция. Те моменты, которые либералы выделяют (9 января, 17 октября), были лишь комбинациями все тех же "революций" с реакцией. А сверх революции и реакции имелось налицо еще либеральное недовольство и той и другой.

Мы спросим: считаете ли вы, вместе с г. Дурново, что "революции" совершаются крайними партиями? Думаете ли вы, что все дело в зачинщиках и агитаторах? Вы, конечно, ответите, что вы этого не думаете. Но тогда спросите себя: чем вы в сущности недовольны?
– содержанием социал-демократической публицистики? или действиями рабочих, крестьян, студенчества, революционной интеллигенции? Допустим, что русская социал-демократия - действительно "помесь анархизма с якобинизмом", - разве это меняет дело? Допустим на минуту, что социал-демократическая и вообще революционная интеллигенция, которую вы в сущности только и имеете в виду в ваших нападках, сделается такою именно, чтобы отвечать вашему вкусу. Вы согласитесь, что она тем более приблизится к цели, чем ближе станет к партии конституционалистов-демократов. Наконец, она совершенно слилась с ними. Что же, стачки прекратились бы от этого? Прекратились бы кровавые восстания солдат и матросов? Захват земель? Нет, все это происходило бы, но только гораздо более стихийно и хаотично, чем теперь.